А домой её провожал Василий. Но и тут нашу модницу ждало крупное разочарование: жених не замечал её красивых вещей, он восторженно смотрел в глаза невесты и лишь в них видел моря, океаны, леса, горы, самовары, оренбуржские платки и космические ракеты, на которых он мечтал полететь в далёкий, и как ему казалось, в знойный Космос. Вот о Космосе то и были все разговоры мальчика с невестой. Маша дулась и в душе обзывала друга эгоистом.
Но в тот день, когда девочка вышла на улицу впервые в драповом пальто после долгой зимы и нарисовалась в школе в таком же виде, как и все, то заметила на себе одобрительные взгляды. И поняла одну-единственную, но важную вещь: «Деревня это не город, тут выделяться опасно для жизни!»
Когда вырасту, уеду на учёбу в институт, вот там и пощеголяю! решила девчушка и полезла искать в доме полупустой чемодан.
Нашла. Мария аккуратно сложила туда всё ещё белоснежную шаль, потому как она не валялась в сером от сажи снегу вместе с другими сверстниками, а ходила мимо ребят, как взрослая. И закрыла крышку, потом защёлкнула замочки и попросила мамку закинуть чемодан обратно на шкаф.
А и что ты туда же валенки да варежки не сложила? ехидно спросила мать.
Мария посмотрела на свои посеревшие от долгой носки рукавички, на прохудившуюся обувь и махнула рукой:
Этот платок моё приданое. Ты, мамуль, его никому-никому не отдавай. Я его в институт с собой заберу.
Да? удивилась взрослая женщина. Ну тогда доставай чемодан обратно.
Зачем? Ещё чего!
Как зачем? Нафталином твоё приданое посыпать будем, чтобы моль не погрызла. Донь, а в какой институт ты хочешь поступать?
Как в какой? Конечно в медицинский! Надо ж кому-то этим космонавтам кости вправлять да раны зашивать.
И шо, они так часто калечатся? забеспокоилась мамка.
А то! Перелом на переломе. Потом их сразу на пенсию отправляют жене по хозяйству помогать.
Ай-я-яй! присела мать на кровать. Зачем же нам нужен такой калека?
Маша фыркнула:
Я же доктором буду! Вылечу.
Ну, а когда вылечишь, его ж обратно заберут.
Какая ты у меня глупая! Сросшиеся кости уже не целые кости, они на орбите этих перегрузок не выдержат.
Перегрузок?
Ну да, по-нашему: нагрузок.
Мамка погладила дочь по голове и озабоченно поплелась на вечернюю дойку: «Надо будет дитятку отговорить от проблемного супруга. Зачем ей жизнь себе портить из-за всяких там больных на всю голову?»
Она хотела сказать: больных на всю голову «Икаров», да забыла кто такой Икар (или вовсе не знала). А вы помните?
Счастье народное
Маша твёрдо знала, что с приходом в их края социализма, сбылось счастье всего трудового народа.
Да сбудется счастье народное! повторял председатель на редких митингах, посвящённых дню Октябрьской революции и 1 Мая.
«Но почему сбудется? думала Маша. Когда уже сбылось?»
Она не понимала логической цепочки: в словах солидного и очень важного человека оно должно было сбыться, а в папкиных газетах уже сбылось. И поэтому Мария отправилась в свинарник, приставать к отцу с вопросами. Тятька соскрёбывал лопатой с деревянного пола навоз, перемешанный с соломой, пыхтел, и глядя на жирную крысу, притаившуюся в углу, матюкал разленившуюся кошку. Ребёнок вырос перед взрослым неожиданно и дёрнул отца за край взмокшей от пота рубахи:
Пап, а счастье народное сбудется или уже сбылось?
Мужик ойкнул, крякнул, присел и схватился за сердце. Посидел, подумал, отдышался, глянул на недовольно хрюкающую чушку и тихонько просипел:
Вот если б я сейчас помер, лично ты была бы счастлива?
Нет, поперхнулась дочка.
Вот и иди отсюда! Счастье у каждого своё.
Как это?
Отец лишь махнул рукой, кое-как поднялся и принялся за работу, чертыхаясь почему-то не на дочь, а на Ленина, Сталина, Хрущёва и прочих работников политбюро.
Маша пожала плечами и выбежала вон из сарая:
«И чем они ему не угодили? Говорят же, что при царе жизнь была, ой, какая худая!»
Но папкины чуть ли ни ежедневные маты в сторону политиков говорили совсем о другом, о тех вещах, которые подрастающий мозг пока ещё не в силах был воспринять. Ай, девочка и не хотела пока ничего такого разуметь. Она побежала в сельский коровник к матери на работу. Та мыла щёткой и мыльной водой скотине зады и ляжки, обмазанные дерьмом.