Тяните в небеса!
Но что-то не хотят,
Подбросил не летят.
И только две строки,
Мешавшиеся прежде,
Не подают руки,
Но подают надежды.
* * *
Как долго копятся стихи,
Готовя голос к песне,
Они становятся легки
Почти уже на пенсии.
А там, как будто ни о чем,
Разбитые параличом,
И мудрость оказалась
Беспомощной, как старость.
* * *
Я уезжаю надолго
И по старинному чувству,
По ощущению долга
Я возвращаю искусству
Может, и вправду не густо,
Может быть, самую малость
Вечно того же искусства,
Чтобы оно не кончалось.
Я уезжаю надолго,
Не ожидаю восторга,
Просто, на память строка
Родине издалека.
Не получилось умней
Хочется жить изначальней,
Перед рассветом светлей,
Перед закатом печальней.
За пеленою туманов,
За чередою обманов,
За облаками река
Пересекает века.
Может быть, там не найду,
Дважды, совсем выпадая,
Злых унижений в аду
И богадельного рая.
* * *
Майе Карапетян
Держу в горсти, в ладошке
Сырой земли немножко,
Доверчиво растет
Ромашка и цветет
В руке, вот этой, верьте:
Нет абсолютной смерти.
Последняя среда
Пустогарову. Ромму. Ракитской
Слегка стихотворение
На сквозняке знобит:
Чужое измерение
В любой строке сквозит,
И как бы ни был занят,
Забит земной эфир,
Он постоянно нанят
В потусторонний мир.
Не спутник, не мобильный,
Не замогильный мир,
А путник и старинный,
Как у Платона, пир.
И круговая чаша
Пошла от губ к губам,
Как благодарность наша
Языческим богам.
* * *
Недолго и неспешно
И, слава Богу, грешно
Проходит жизнь страны,
В которой мы равны.
Не олигархи, крыши,
Разборки: чья, бля, выше,
Другая правит страсть:
Власть, чтобы честно красть.
Контрольный выстрел, и тогда
Невыспавшаяся звезда
Над ледяною веткой
Становится соседкой.
Неравенство умерших вздор,
Отставить этот разговор.
Я не служил, и нет привычки
Делить на звезды и на лычки.
* * *
В январе звезды разного цвета,
Всех других удивительней эта,
Зеленеет звезда, и не страшно,
Даже если всегда безучастно,
Безучастно, почти без труда,
Ясно-ясно сияет звезда.
Пожелай мне, страна, доброй ночи,
Если прежде братва не замочит.
* * *
маме
Когда вовсю октябрь
Теряет чувство меры,
Мне протянули ямб,
Как яблоко от Евы.
И начал ворожить
И дорожить словами,
И стал иначе жить,
Сверяясь с небесами.
Стремясь, чтоб строчка под рукой
Плыла, как ива над рекой,
А если ночка с месяцем,
Такая строчка светится.
И каждое словечко,
Как будто Богу свечка.
И рифма: мой трофей,
Отобранный у фей.
И то, что обожал
Единственно не зря,
Бесплатно, как пожар
Вечерняя заря.
И неба синева
Вошла в стихотворение,
Даруя не слова,
Не славу удивление.
* * *
Проклятье не любить,
Как не писать стихи.
Я не сумею жить
Без этих двух стихий.
Когда бы вдруг смогли
Совпасть две лучших страсти,
Как в Вифлеем бы шли,
С дарами, видеть: счастье.
* * *
Мне хорошо на удивление,
Хотя всего, что есть у ночки:
Бесцеремонное храпение,
Сопровождающее строчки.
Ты нагло, безмятежно спишь.
Мне нравится... на самом деле.
Не потому, что ты храпишь,
А что храпишь в моей постели.
* * *
Не всякая рифма в строку,
Не всякая жизнь дорога,
Не всякую мысль берегу
Приблудная, издалека.
Такую нельзя любить,
С такой можно только пить,
Которая хуже отравы,
Которая вам для расправы.
Андрей Пустогаров
* * *
я родился в Вифлееме в пещере
по дороге в Египет
сколько веры
было в моем крике кашле и сипе
я терял в стружке деревянных
солдатиков
и глиняных птичек
ой мой край желтолицых лунатиков
лихорадок убийц истеричек
и в колосьях я ловил отголоски