«Я в кафе после смены считала рубли»
Я в кафе после смены считала рубли,
Он на «газике» ехал по трассе.
И свистел соловей, и сирени цвели
В день, когда я ему отдалася!
И рябило в глазах от тюльпанов и роз.
Он меня, продавщицу простую,
Полюбил всей душой и в Москву перевез
На Вторую Тверскую-Ямскую.
Он там жил, как умел, с неба звезд не хватал
И с судьбой не вступал в перепалку,
Он тянул свою лямку металл продавал
Худо-бедно, ни шатко ни валко.
Он однажды лежал на перинах без сил,
По спине меня лапою гладя,
Когда в черных очках в нашу дверь позвонил
Его родич, двоюродный дядя
Тот, что с ходу врага разнесет в пух и прах,
Он большая и важная шишка,
Он резервы страны на секретных складах
Сторожит с автоматом под мышкой!
Он бумаги нам дал: «Все нормально, братан,
Роспись-подпись, лицензия, квота.
Сделай дело, Санек, и себе на карман
Полпроцента возьми с оборота!»
Сашка рожу расправил, расцвел, просиял,
Невзирая на нервные тики,
Он сурьму и свинец на комиссию взял,
И люминий, и кобаль, и никель!
Словно счастье само к нам пришло пировать:
Мы на марше, на светлой дороге!
Сашка в Лондон поехал металл продавать,
И меня прихватил для подмоги.
Мы от трапа до биржи пешком добрались,
Чтобы денег заначить на кашу.
Он все продал «на раз», и деньжищ завались,
И в отеле три номера наши!
Сашка мозг подключил: «Ты послушай, Марусь,
Все за нас. Мы придержим добычу
Я на ценных бумагах волчком крутанусь
И навар в двести раз увеличу».
Он ушанку свою заломил набекрень
И при помощи тонкого нюха
В курсы акций, в какую-то хрень-дребедень
Миллионы казенные вбухал!
Вот неделя прошла, и вторая идет,
Я не верю глазам Сашка в плюсе!
Он мне утром наливку в постель подает:
«Ну чего? Гутен морген, Маруся!»
Мы сидим у камина, стучим в домино.
Мне достался шестерочный дупель.
Все шикарное здесь и хрусталь, и вино,
И моллюски, и устрицы в супе!
У меня от фужера на пальце мозоль,
Сашка бровь мне щекочет губою:
«Ты моя королева, а я твой король,
Мы начальники жизни с тобою!»
Вон лакей в панталонах, изящный, как граф,
Перед нами на цирлах елозит,
Он нам русскую кухню с букетом приправ
На колесиках в номер привозит.
И «Зубровка» в стаканы рекою лилась,
И с намазанным хреном на рыле
На серебряном блюде лежал, развалясь,
Поросенок, зажаренный в гриле!
Но уже за окошком злодейка-судьба
Нож точила всерьез, не для виду,
И вдали водосточная выла труба,
Словно пела по нам панихиду!
И в то самое утро, когда мы в лапту,
В волейбол в наших «люксах» играли,
Он газету прочел и глядит в пустоту
В трансе, в «штопоре», в полном провале.
И сквозняк, как стервятник, носился спьяна,
Лез за шиворот, зол и задирист,
И очнулся Санек: «Все, Маруся, хана,
Наши акции в пыль превратились!
Ох, мне тыкву с резьбы снимет родина-мать,
То бишь маковку на хрен открутит:
Сорок восемь «лимонов» (откуда их взять?)
Я ей должен в зеленой валюте!»
Зайчик солнечный в рюмках крутился, подлец,
И веселые бегали блики,
Будто все там светилось и медь, и свинец,
И люминий, и кобаль, и никель!
И трамвай за окном одинокий визжал,
И к заутрене в колокол били,
И, казалось, смеялся, взахлеб хохотал
Поросенок, зажаренный в гриле!
«Резко вздрогнули, Маня, полундра, аврал!»
Мне Санек прохрипел в перепонку,
Он манатки мои в чемодан покидал
И свистит, вон, тревожно и звонко.
Я вцепилась в диван изо всех своих сил,
Он мне руки скрутил: «Я хозяин!»
И меня, как бревно, по коврам покатил:
«Шутки в сторону, Маня, линяем!»
Мы по «черным» ходам наугад, по прямой
Рвали когти, зверея от пыли,
Мы средь громов и молний под мутной луной
На моторке Ла-Манш переплыли!
Мы, как воры, в бегах, мы до ручки уже
С ним дошли, до последнего края!
Я в Багдаде хожу втихаря в парандже,
Он метлою мечеть убирает.
В расшибалку, в пристенок, в «очко» и в «буру»
Сашка режется с местной шпаною.
Он от радости скачет, как зверь кенгуру,
Я в подушку по-тихому вою!
У меня от жары, от хлопот и забот
«Крыша» едет конкретно, вчистую!
Я тайком по ночам шью ковер-самолет,
Пусть он в город родной нас двоих унесет
На Вторую Тверскую-Ямскую