Ладно, бормотал мне на ухо Петрик. Всё равно утром спали бы дольше, чем обычно. Невелика задержка. Подумаешь! Помочь надо человеку.
Надо, согласился я. Но надо же знать, что стряслось у человека. Вдруг у него дома засада?
Думаешь, Дод пришел к Тоту и, угрожая оставить у него свою жену навсегда, велел притащить нас под любым предлогом? Сейчас всё узнаем, Миче, друг мой. Другой вопрос, сможем ли что-нибудь сделать?
Погадать, наверное, надо, наивно предположил я, на что Чудила лишь хмыкнул. Пока он хмыкал, я разговорился с Тотом и проникся к нему большой симпатией. Местным фотографом оказался Тот, а я, как вы знаете, очень неравнодушен к этому искусству. Мы рассуждали на ходу о способах фотосъёмки, а я приглядывался к возможному клиенту. Сколько ему лет? Я специально спросил. Тот сказал, что тридцать. Не может быть. Либо он значительно старше, либо сильно болен.
Едва войдя на Тотов двор, я понял: ой как здесь неладно! Пока я не мог определить, что мне так не понравилось, но сразу стало ясно: гаданием тут и впрямь не обойтись.
В такую поздноту горел свет, и из дома доносился истошный плач младенца. В сенях под лестницей скулили маленькие щенки.
Слышите, что творится? спросил хозяин гостиницы. И вот так у них тут круглые сутки. Додовы проделки, не иначе.
Почему Додовы?
А чьи ж? Поди заплатил бабке какой, да и порчу навел.
Разберемся, кивнул я. Ох, что мы с Чудилой сделаем с этой бабкой и с этим Додом, если это так!
Жена Тота оказалась маленькой и худенькой-худенькой. Такой же бестелесной была старшая девочка дочь Тота от первого брака.
Ты что не спишь? спросил я её, едва войдя в дом. Дети, ночью бегающие по кухне это ненормально.
Так Киса ж плачет, объяснила девочка со слезами на глазах. Это понятно. Если бы мой Рики так надрывался в младенчестве, я бы умер.
Чего она плачет? пожелал знать я.
Он, поправил меня ребёнок. Киса мальчик. Никто не знает, что он плачет. Вроде здоров, а слышите, как ревёт. А летом всё нормально было. А зима началась и пожалуйста.
Простудился, поставил диагноз Чудила. Но мы не врачи. Только царапинки, зубы
У меня болит зуб, сообщила девочка. Болит и болит, но дырки нет. А Киса здоров. Тут уже все врачи были. Не простужался он.
Я покачал головой.
Детка, есть такие болезни, которые просто так не заметишь. Надо обследоваться, в больнице, например.
Лежали и в больнице, мрачно поведал Тот. Ничего не нашли. В больнице сын не плакал. Всё время спал. Галя тоже спала. Поправилась, такая шустрая стала. Он показал на дочь. Жена в этот дом возвращаться не хотела, говорит, плохой дом, да и я уж так думаю. Я жену взял нормальную, в смысле веса, румяную на лицо, а видите, что с ней стало.
Устаёт? предположил Чудила.
Само собой. Ноги вообще уже не таскает, да и я слабый какой-то. И так оно каждый год, как холода наступают. И даже просто, как дни укорачиваются, добавил он шёпотом.
И сколько лет уже? тоже шёпотом спросил Чудила.
Чуть меньше, чем за год до того, как моя первая жена умерла, да ещё с тех пор скоро три года будет, тихо говорил Тот, пока его жена сморщенной, как у старушки, прозрачной рукой метала на стол всякую снедь. К тому же, у нас в округе нынче много таких домов. Поэтому я и думаю: это не Дод порчу навел.
А кто? Первый муж твоей первой жены?
Не было у неё первого мужа, обиженно засопел хозяин дома. Померла она тоже зимой. А летом у нас всё нормально. А как холода у нас собаки мрут. Вон, у Юськи щенки, как пить дать,
передохнут.
Говоря так, Тот опасливо косился на Галю. Чтобы она не услышала и не заплакала.
На стене висел портрет Тота, фотография с датой в уголке. Выходило, что ещё совсем недавно, он был красавцем. Не было шелушащихся пятен на щеках, глаза горели молодым задором, кудрявые волосы непокорно топорщились и блестели. Не был он похож на высохшего старичка, что каждый шаг делает с усилием. Просто первым парнем на деревне был Тот. Сейчас его внешний вид вызывал жалость, а раньше восхищение. К плечу Тота на портрете прислонялась хорошенькая девушка, полненькая, с ямочками на щеках, с косой, толщиной в руку, и со счастливой до невероятности улыбкой. Я, было, подумал, что это Галина мама. Но нет. Оказалось Тотова вторая жена, её мачеха. В голове не укладывалось, что человек мог измениться до такой степени, просто до неузнаваемости.