Люблю свой курорт Лазаревское, люблю Сочи, люблю мужа за это тихое местечко. И думаю, если бы среди пьяных разборок родителей мне хоть однажды шепнул сократовский даймон примерно это: «Эй, детка! Потерпи! Не пройдет и двадцати пяти лет, как ты будешь сидеть на красивом балконе и писать свою счастливую книжку», я бы даже бровью не вела на недетские кошмары. И даже договорилась бы с мойрами о том, чтобы поскорее развязали ненужные узлы и приблизили мои блаженные миги!
ХХХ
Стоп, море!
Замри, не волнуйся, не бойся!
Волну не гони, не швыряй корабли!
До края земли докатись и расстройся,
На воду и воздух весь мир подели.
И тихо, так тихо дыши, как возможно,
Как можно лишь около смерти дышать.
А я буду рядом стоять осторожно,
И сердцу велю осторожно стучать.
ХХХ
Шла волна издалека,
Торопилась, волновалась,
Отражала облака,
Рыбам встречным улыбалась.
И от шторма, и от бурь,
Морщилась и рябью жалась,
И во всю морскую дурь
Грозно на дыбы вздымалась.
После, пеною шурша,
Тихо пела и струилась
И вальяжно, не спеша,
Все катилась и катилась
И, приветствие крича
Удивленным птицам чайкам,
Докатилась И, шепча,
Растворилась в теплой гальке
ХХХ
Жалобно, слезно, отчаянно, грозно,
С громом и долго, с ветром и долго,
Каплями шлёпая зло и серьезно,
Дождь барабанил без сна и без толку.
Словно капризная, вздорная баба
С неба бросался грозой, как посудой,
Плакал и капал, ругался и капал,
Бился в припадках, теряя рассудок.
Утром смирился, все принял и понял,
Грудью о землю разбился на лужи,
Мир успокоил, себя успокоил
«Хватит! подумал, Не нужно
Не нужно»
Куклы и книжки
Наши девочки играют в куклы. Старшая, Александра, шьет их для меня в каждый день рождения, шьет всех нас: маму, папу, Варьку-сестренку и гуся-брата (Алексей любитель гусей, это его тотемное животное). Куклы и книги отдушины, с ними можно построить не просто отдельный мир, а много-много Галактик!
Обожаю рыжих кукол и людей, они особенные, привлекают к себе внимание. Даже если их дразнят, это больше похоже на зависть и обожание, чем на злобу и нетерпимость.
Зависть приятна Была Раньше. Если мне завидуют, значит, в моей жизни есть ценность и то, чего ни у кого нет. Это заблуждение. Пусть моя книга развеет зависть и родит уважение к моим успехам, сочувствие к бедам, радость к победам.
Соберу в охапку всех дочкиных кукол и погорюю вместе с ними о прошлом. Оплачу его и упокою с миром.
ХХХ
Рыжую куклу хочу, Растрепу.
Примерно такую: в платьице синем,
Ватой набитую, недотепу,
В подарок хочу. Невыносимо!
Тонкими пальцами сшитую нежно,
Так, чтоб иголка не ранила сильно.
Чтоб навевала она безмятежность,
Чтобы на полке смотрелась красиво.
Есть у меня две прелестные куклы:
Грустные обе нужна им подружка.
Рыжая. Славная. Чудо -растрепа.
А не какая-то там. Игрушка!
Гвозди
Стыдно и страшно два моих основных состояния от рождения до после тридцати девяти лет. Именно поэтому я никогда не считала себя поэтом: Пушкин поэт, остальным смертным примазываться стыдно. Но отказаться от восторга стихосложения было выше моих сил. Я узнавала музу издалека. Она всегда появлялась на пике синусоиды моих состояний согласно событиям, вызвавшим эти состояния.
Потрясения и победы упорядочивали мысли настолько гармонично, что их оставалось только записать. Я очень, очень, очень люблю эту черту в себе поймать за хвост стишок и залепить его в тетрадь или сразу в сеть.
Сначала моя душа откликалась большей частью на несчастную или глупую любовь, на предательство и безденежье, на воспоминания детства. Чем печальней стихотворение, тем ближе оно к тем периодам жизни, когда я, взрослый ребенок алкоголиков, употребляла людей в отношениях, разрушая их эмоционально, опустошая и подавляя так, как опустошали и подавляли меня. Мне нравились мои раны, так красиво вывернутые наружу, что люди плакали от горя вместе со мной и жалели меня, жалели