Кружков Григорий Михайлович - Пастушья сумка (сборник) стр 5.

How can we know the dancer from the dance?

Трещит цивилизации уклад,
Куда ни глянешь трещины и щели;
Меж строчек новостей клубится ад,
И сами буквы будто озверели.
А ты танцуешь, убегая в сад,
Под музыку невидимой свирели.

Дракон, чтоб укусить себя за хвост,
Взметает пыль нелепыми прыжками;
Герои выбегают на помост,
Кривляются и дрыгают ногами.
А ты, как этот купол, полный звезд,
Кружишься и колеблешься, как пламя.

Я помню ночь Не ты ль меня во тьму
Вела плясать на берег, в полнолунье?
Не ты ль меня, к восторгу моему,
Безумила, жестокая плясунья?
Твоих даров тяжелую суму
Снесет ли память, старая горбунья?

О скорбь моя таинственная! Столь
Беспечная и ветреная с виду!
Какую затанцовываешь боль?
Какую ты беду или обиду
Руками хочешь развести? Позволь,
К тебе на помощь я уже не выйду.

Ты и сама управишься. Пляши,
Как пляшет семечко ольхи в полете!
Я буду лишь смотреть, как хороши
Движенья бедер в быстром развороте.
Что зренье?  осязание души,
А осязанье это зренье плоти,

Подслеповатой к старости. Пока
Ты пляшешь,  как плясала без покрова
Перед очами дряхлого царька
Дщерь Иудеи,  я утешен снова:
Ведь танец твой, по мненью Дурака,
С лихвою стоит головы Святого.

Если сон
подобие смерти
значит
пробужденье рожденье
а мое беззаботное утро
воспоминанье
о радостном детстве
Я бываю самим собою
лишь одно мгновение в сутки
с каждым днем
оно наступает
на четыре секунды позже
Вечерами
о, вечерами
на тебя я гляжу все печальней
словно чую
смерть моя близко
Приходи же с дарами святыми
с утешающим
тихим словом
дай мне губ твоих
причаститься
в них надежда
на воскрешенье

А это значит, что решив и выбрав,
Ты перед выбором предстанешь снова
И потому на много тонких фибров
Ветвится ствол желания любого.

Нет, ты не пыль в стихийном произволе,
Ты сознаешь, что средь густого бора
Случайностей есть Древо Перебора,
В котором торжество свободной воли.

Оно же, впрочем, Древо Униженья
Свободной Воли, ибо так и этак
Твое желанье терпит пораженье
На каждом перепутье гибких веток.

Так или этак лучшей половины
Лишается, стезю свою сужая,
И каждый миг, как язычок змеиный,
Раздвоенностью безысходной жалит.

О, если бы не мыслию растечься
Не только мыслью, волком или птицей, 
Всей полнотою жизни человечьей,
Все дрожью жил совпасть и наложиться,

Чтоб испытать все то, что недоступно,
Недостижимо, чуждо, беззаконно,
Изведать все развилки, сучья, дупла
И все плоды вкусить от этой кроны!

Есть сладкая в Эдеме сикомора,
Есть темный кедр над пропастью Эрева.
Но только это Древо Перебора
И есть познанья истинное Древо.

В необъятной стране за могучей рекой,
Где шесть месяцев падает снег,
Жил один маслосмазочный и прицепной,
Крупноблочный, пропиточный и тормозной,
Противозамерзающий и выносной,
Сверхурочный один человек.

Жил он с личной своей многожильной женой,
Очень ноской, нервущейся и раздвижной,
Гарантийно-ремонтной и чисто льняной,
Не снимаемой без пассатиж;
И однажды родился у них нарезной,
Безбилетный, сверхплановый и скоростной,
Акустический и полупереносной,
Двухпрограммный печальный малыш.

Над его головой не светила звезда,
Осеняло его только знамя труда,
И шумели отравленные провода,
И шуршала над крышей его лебеда,
И стучал по ушам барабан.

Он учился прилежно скользить и сквозить,
Коли надо и мордой об стол тормозить
Если это начало, позвольте спросить:
Чем же кончится этот роман?

Он мне достался, как счастливый сон!
Подарок дружественной нам вдовы,
Был с дачи, из-под Клина, привезен
Альбомчик старый с марками Увы.

Я ничего не ведал об Уве,
Я марки взял в постель и перед сном
Смотрел на профиль горный в синеве
И самолетик с точкой под крылом.

И вдруг увидел: точечка растет,
Растет и превратилась в парашют!..
И вот уже на землю стал пилот,
И отстегнулся, и, достав лоскут

Из куртки, вытер с подбородка грязь.
Вокруг дымилась жухлая трава.
Он оглядел пейзаж не торопясь
И мне сказал: «Республика Ува

Лежит на берегах реки Увы,
Которая, увы, давно мертва,
И нет там ни халвы, ни пахлавы,
Ни славы, ни любви, ни божества.

Ни ярко разрисованных цветов,
Ни рамочки, ни зубчиков над ней,
Ни этих мощно дышащих китов,
Ни этих вольно скачущих коней.

Не слышно на деревьях райских птах,
И не гуляют розовые львы, 
Лишь зайцы ходят в шляпах и плащах
По улицам республики Увы.

Лишь, оседлав свинью или козла,
Гарцуют всадники без головы
Свидетели неведомого зла
По улицам республики Увы.

Лишь во дворце харит и аонид,
За хвост подвешенная к потолку,
Селедка крутобедрая висит
И каждый час кричит свое ку-ку».

Он сплюнул и сказал: «Я все сказал.
Отдай же брату младшему альбом!»
И вдаль побрел, и вскоре точкой стал,
Исчезнувшей на фоне голубом.

Сгустилась постепенно синева
И проступили звезды над тропой, 
Когда с холма спустились три волхва,
И каждый вел верблюда за собой.