Встречающий поднял канат, брошенный с катера, и зацепил его за кнехт на корме ржаво-рыжего бывшего плавсредства. Вместо мачты к рубке оного была пришпандорена длинная доска, на коей красовался ободранный фонарь-прожектор, куда даже тянулся провод, ясное дело обесточенный. Об этом ее тоже предупредили и заботливо снабдили дизельным движком и соляркой.
Дана сбежала по трапу с корабля.
Здравствуйте! приветливо протянула она руку местному Робинзону.
Странно, что сегодня не пятница, усмехнулся он, протягивая руку. Очень вам рад, меня предупредили по спутниковому.
Да, как ни странно, я Дана, а не Пятница и даже не Воскресение, хотя сегодня именно оно.
Родион, кивнул он. Но чаще меня называют Робином. Еще помнят, как в детстве книжки читали. А вот в том, что вы не Воскресение, не уверен По крайней мере, метеостанцию наверняка воскресите.
Да не я воскрешу, а они, показала она на команду, разгружающую катер. Сегодня-завтра смонтируют установки и отбудут, а на мне только эксплуатация.
Лесник кивнул и крикнул: Эй, на борту! Травите трос!
Дана, движимая любопытством, взбежала на поросший травой берег, возвышающийся над песком метров на пятьдесят.
Метеостанция (огороженная площадка с мачтами и приборами, да маленький домик) располагалась на мысе. Всего пару сотен метров, наверное, но на себе все равно не донести. Выручил лесник он привел лошадь, запряженную в телегу, она и возила тяжести. На все ушло часа три. Однако наломались все изрядно и проголодались, как звери. Три матроса, капитан, два наладчика аппаратуры. Лесник пригласил гостей к себе, поскольку на метеостанции пока питаться было нечем. Да и отдохнуть негде. А у него дом лесничества, где изредка приходилось принимать и начальство из Петропавловска, и гостей редких.
Впервые в жизни Дана отведала красную икру, зачерпывая ее столовой ложкой из глубокой алюминиевой миски. Вкус её совершенно не походил на вкус баночной магазинной икры нежная, слегка соленая с оригинальным запахом. Это было нечто божественно вкусное типа нектара и амброзии в рыбном варианте. Да с отварной дышащей ароматным паром картошкой, посыпанной резаной черемшой, да еще с форелевым балыком А на запив был необычный напиток настой местных ягод: голубики, черники, жимолости, морошки, клюквы, брусники и чего-то еще незнакомого. Очень освежающее и весьма бодрящее! Странно, но алкоголя на столе не было. Лесник сразу предупредил, что сам не пьет и другим в своем доме не позволяет. А и не надо было, потому что от тепла домашнего, сытной еды и вкусного питья и так гости слегка захмелели было хорошо и весело. Приметив висящую на стене явно видавшую виды гитару, Дана попросила у хозяина разрешения взять ее, и запела песню из репертуара своей группы про дождь, про туман, про далекий океан, про красавицу природу и изменщицу погоду.
О! воскликнул один из наладчиков. Так я ж эту песню по телеку слышал-видел! А я-то все думал, откуда мне ваше лицо знакомо! По телевизору совсем не так выглядите, но я узнал это вы там солировали, и песня ваша!
Сдаюсь, улыбнулась Дана. От славы народной не скроешься. Только, пожалуйста, больше никому об этом не говорите. У меня есть очень серьезные причины не привлекать к себе внимания. Не криминальные! подчеркнула она
Мы будем немы, как эта форель, воскликнул второй наладчик-метеоролог.
Моряки своих не сдают, заверил капитан.
Вот и спасибо, серьезно поблагодарила Дана. А я вам за это покажу то, чего еще никто не слышал. Я и сама в себе этого не слышала. Только когда сюда на Камчатку прилетела да на этот берег поднялась, вдохнула всей грудью и услышала
Стало совсем тихо. Потом послышалось, что в окно влетел ветерок вместе со стрекотом кузнечиков и трелями птичек, шелестом трав и листвы. Следом донесся прибой океана. Собственно, он присутствовал постоянно фоном, но теперь это уже был другой прибой, музыкальный Только в голове не укладывалось, как голосом возможно такое изобразить? Оказывается, возможно и не такое послышался шум дождя, плеск реки, пение китов, долетели отдаленные раскаты грома всего и не перечислить, и не выделить из общей симфонии. А звучала а капелла именно вокальная симфония. И число инструментов в ней было неисчислимо. Дана не форсировала звук, но он легко наполнял дом лесника, души слушателей и летел за пределы человеческого жилья стал подвывать пес, привязанный во дворе. Неподалеку не то захохотали, не то зарыдали чайки, да и прочие птицы, рассевшись на ветвях, подавали голос в тех местах симфонии, где это было уместно. Как-то угадывали.