Последний вечер провёл с Люсей до глубокой ночи. Взявшись за руки, мы долго гуляли по городку, сидели на скамейке в парке. Она молчала, вздыхала, нежно смотрела на меня, требуя взглядом высказаться.
Я метался, не зная, что предпринять. Видел и чувствовал, что она искренне любит и тянется ко мне. А я? Нет! Всё это не то! Она мне только нравится, а любви-то настоящей нет! Зачем я всё это затеял? На что надеялся? Обмануть Люсю? У меня в мыслях даже этого не было. Так для чего я развёл эту канитель? У меня не было ответа.
Через неделю после приезда в родной город, получил телеграмму:
«Я не могу больше так! Выезжаю к тебе в пятницу! Твоя Люся».
Я ужаснулся:
«Сегодня среда! Что делать? Я же тоже практически люблю её, но что-то не хватает мне для окончательного шага! И этот шаг я должен сделать! Признайся себе это Нина Суворова! Надо узнать её судьбу поехать к ней. А потом? Потом видно будет. Жалко Люсю. Зачем её водил вокруг, да около? Она первая решилась на это! Что же, что же предпринять? Я всё-таки подлец! Для чего обманывал её почти четыре года? Для чего тянул резину? Она надеялась, она ждала, а я нагло обманывал доверчивую девушку. Ну, что же? Обману ещё раз!»
Побежал на почту. Не скрывая слёз, дал телеграмму:
Люсенька! Если можешь, ПРОСТИ, ПРОСТИ, ПРОСТИ! Я женился!
Роковая женщина
Бабке Устиньи не исполнилось и семидесяти лет, как она заболела неизлечимой болезнью. Жила она одна в однокомнатной квартире. Два взрослых сына и две дочери жили в разных городах России. Перед смертью написала всем письма приехала одна младшая дочь Раиса. Мать уже не вставала дочь приехала вовремя. Странная это была семья! Никто из них не дружил друг с другом, они даже не переписывались и не перезванивались. Мать с дочерью встретились тоже прохладно даже не прослезились! Раиса начала ухаживать за матерью, скоро поняв, что больше никто не приедет и что ей придётся одной похоронить мать. Этот день неотвратимо наступал.
Как-то бабка Устинья вечером позвала дочь. Она вся горела. Начала трудно:
Доченька! Ну, вот и приходит мой час! Бог забирает меня к себе рано хотела ещё пожить да, видно, за мои грехи он наказывает меня ужасными мучениями. Другим-то везёт ночью уснут утром не проснутся. А я четвёртый месяц страсть, как мучаюсь. Видно, за четверых мужиков, которых сгубила.
Да вы что, мама? Каких мужиков? Вы что, бредите?
Да нет, доченька! Всё правда! Ты вот не задумалась почему вы все так не похожи друг на друга? Ты, Серёжка, Петька, Клавка? Все вы от разных отцов. Я-то, практически, без регистрации с ними жила никто из них не захотел на мне жениться. Мужики все подлые, кобели несусветные!
Ну не все, мама! Есть и порядочные, правда, мало их.
Есть, но не про мою честь. Не везло мне в жизни на мужиков. Я была очень красивой, и все они были охочи до меня. Но все однодневки! А мне так хотелось семейной жизни.
Ну почему же так у вас не получилось? Может, извини, мама, ты сама виновата?
Наверное, есть и моя вина, поэтому и воспитывала вас одна в бедности, нищете. Не всё время вы жили со мной, но тоже помаялась с вами. Если бы не детдом одна бы не выдержала ни за что. Всё надеялась, ждала хорошего. Ожесточилась я сердцем. Моя мать твоя бабушка Оля, как предугадала мою судьбу. Она тоже прожила одна всю жизнь. Всегда говорила мне:
Дочь! Не верь мужикам! Они мне столько горя принесли! Не дай Бог тебе этого! Не прощай измены никогда!
Расскажи мне, мама, хотя бы о моём отце. Как он что за человек?
Расскажу, расскажу обо всех. Исповедаюсь перед тобой, как перед священником. Ты, видно лучше всех моих детей. Даже мать перед смертью не приехали проведать. А может и за мать меня не считают.
Ну, что вы, мама? Может, ещё выздоровеете?
Дурочка, последний час у меня. Слушай. Начну с Клавкиного отца. Было это в 1942 году. Работала поваром в санитарном поезде. Курсировали в болотах на Ленинградском фронте. Сотни раненых бойцов. Крики, стоны, ругань, в вагонах полки, на которых лежат. Мечутся, орут, матерятся, плачут. Кровавые бинты, гной. Здесь же операционная. Но не об этом сейчас речь. Влюбился в меня полковник начальник поезда. Не устояла я думала женится на мне. Забеременела. Сказала ему об этом. Он сразу шасть от меня! Я в слёзы ведь нет и девятнадцати, а я уже с пузом. А он уже с двумя другими медсёстрами крутит. Зло меня взяло прямо остервенела сердцем! Вспомнила наказ матери. Ну, думаю, не на такую дуру напал отомщу тебе! Отравлю его!