Когда вы уезжали из деревни, я плакал. Вот и стихи тебе посвящал, но оказалось, они не мои.
Ты плакал? переспросила Вера.
Да, плакал, и печаль никогда не покидала меня.
Это, Артур, потому, что ты остался жить в степи, вот у этого вяза, без новых впечатлений.
Я подумал, у меня проснулся талант, что именно здесь, у вяза, пришло ко мне вдохновение. Фарс в том, что пошутила над всем этим моя первая любовь.
Спасибо, Артур, я польщена, но сам посуди, другие времена, другие нравы. У меня усадьба у моря, двое детей
Уже двое?
Так, двадцать лет пробежало.
А стихи ты любишь, или захотелось меня разыграть?
Я прагматичная, но хорошие стихи люблю, сама пописываю.
Артур провел рукой по стволу вяза:
Не у каждого в любви вот такой узел, чтобы прочно, навеки, не всем это дано, Вера, так что не печалься, тем более другие времена, другие нравы.
Калека твой вяз, а не источник вдохновения. Хотя, если ты видишь в разбухшем рубце крепкий узел, не все потеряно, и ты сможешь найти свою музу. Дерзай, Артур, она слезла с дерева и, сняв туфли, высокая, красивая, пошла по колено в прибрежном ковыле к деревне.
Ни веры, ни надежды, ни любви. Только ветер, вдоволь накатавшись в степи на колючках, качался на ветвях, да выскочивший из норы суслик, оглядевшись, и не обращая на него внимания, побежал к Узеню напиться водицы. Безразлично зевнула усевшаяся рядом ворона. Артур пришел к горькой мысли: если вот сейчас, не станет его, никто и не заметит, даже в Баклушах
Словно мазанули по лицу светлой краской расплескивая босыми ногами буруны ковыля, к вязу возвращалась Вера.
Счастье мое, Артур взял ее за руки.
Подожди, Артур. Я Вера, но другая, из параллельного мира. Мы ваше отражение или мы ваше все равно. Твоя любовь выше всяких законов мирозданья, и вот я здесь, преклоненная и любящая тебя.
А твой Артур?
Он тобой восхищен и согласился с моим решением. Вы двойники, но внешне, в духовной жизни меньше совпадений.
Это ваши неопознанные летающие объекты видит Кузьмич с пожарной каланчи?
Нет, мы с вами на одном уровне развития. Вероятно, это аппараты других, более совершенных цивилизаций, быть может, инопланетных.
А в вашем параллельном мире есть Баклуши?
Конечно, Артур, и дерево такое же, как вот это, есть, и речка. Скучать не будешь.
Артур посмотрел на Узень, заросший бородой-камышом, на распухшую коленку вяза, на довольного суслика у норки:
Нет, милая Вера, пусть останется все, как есть. Без родственных душ в наших мирах ни тебе, ни мне не будет счастья. Видишь ворону? Почему она у ног моих сидит. Своим считает.
Я все поняла, Артур, но переубедить меня трудно, ты достоин настоящей любви искренней, бескорыстной.
Еще раз спасибо тебе, Вера, хотя много в твоих словах преувеличений.
Зато я поняла главное: в открытую душу проще всего плюнуть. Прощай, несостоявшееся счастье мое.
Не стало и второй Веры. А, может быть, образ девушки продукт его воспаленного мозга. Чтобы охладиться, Артур вошел в Узень. Здесь было мелко, а там, за камышами, он знал, таился омут. Сомкнулись над головой серые воды, а где вынырнул парень, никто не видел. К излучине редко приходили баклушевцы, далеко, а суслик, как ни вытягивался на задних лапках, за камыши не мог заглянуть.
Уха для сатаны, или
О референдуме в деревне
На берегу речки в проеме камышей ловил рыбу старик.
Смотри, Федор, как похож на Кузьмича. Если бы не умер неделю назад, точно был бы он. И самокрутка в палец, и дымит как паровоз.
Не может быть, Роман, Кузьмича мы сами заложили в глину, до сих пор поясница не сгинается.
Брата-близнеца у него точно нет. Сестру знаю, но она давно слух потеряла и только улыбается всем. Надо подойти к рыбаку и спросить, кто он.
И, правда, чо прерякаться, не на свадьбе же.
Роман и Федор подошли к старику.
Извини, товарищ, очень ты похож на Кузьмича, а его мы недавно похоронили, развей наши сомнения, сказал Роман.
Зря сомневаетесь, Кузьмич я, просто захотел ухи, вот и рыбачу.
Так мы же сами тебя в пласт замуровали, опешил Роман.
У меня до сих пор поясница не сгинается, поддержал друга Федор.
Не могилу выкопали траншею, надо было на штык лопаты помельче, с трудом выбрался, затянулся смачно дымящимся самосадом Кузьмич. А боль в твоей пояснице, Федя, скоро пройдет: Акулина, твоя залетка, вылечит, как и своих мужей.