Piece of cake! [1] почему-то по-английски самоуверенно ответила девушка, подзакатала рукава синей рабочей рубахи, заглянула под капот, подергала провода.
Ну, так-то на глаз ничего не скажешь, надо проверить!
Проверяй.
Ключ был в замке зажигания, магнето проворачивалось неохотно, но через какое-то время двигатель затарахтел, машина затряслась, Лея прислушалась.
Троит? спросила неуверенно.
Молодец, улыбнулся Хагай. Что делаем?
Свечи проверим, нагар Еще клапана, по-моему, стучат, нет?
Бинго! Моя школа, сказал довольный отец, хлопнув девушку по плечу. Ладно, беги поешь и сходи к матери.
Дашь потом прокатиться? Лея кивнула на тяжелую машину.
Там видно будет. Если останется время. Ну беги, беги и он легонько подтолкнул ее в спину.
«Ладно, поем потом», решила Лея и побежала к дому. Прежде всего сказать привет матери и младшему брату, потом с чувством выполненного долга в столовую, а уж затем в подростковое общежитие, где жила вся кибуцная молодежь. Кинуть в угол сумку с книгами, плюхнуться на койку, задрав ноги в тяжелых рабочих ботинках, закинуть руки за голову и подумать о чем-то хорошем. О чем потом решим.
Однако, когда все хорошо продумано, почему-то в жизни все идет совсем не так, а как-то наперекосяк. Мама, как оказалось, была не одна: у нее сидел гость пожилой, как ей показалось, мужчина, ну, скажем, не пожилой, но взрослый, может быть ему даже было уже 30 лет. От глаза к уху безобразный шрам. И одет не по-кибуцному: костюм, белая рубашка, полуботинки на тонких шнурках, городской какой-то. Не то, что Лея или папа, да практически любой кибуцник: синяя широкая рубаха с двумя карманами на груди, такие же синие плотные шорты, серые толстые носки и крепкие рабочие ботинки вот это нормальная одежда, удобно, функционально, не жарко. А эти костюмчики-ботиночки для городских лодырей.
Мужчина широко улыбнулся девушке:
Лея? Лея Бен-Цур?
Да, Лея посмотрела на мать: кто это? Что ему надо? По старой привычке стала быстро перебирать в голове, что она могла натворить, чтобы за ней пришел этот франт.
Ривка не отреагировала, сидела с каменным лицом и, судя по этому выражению лица, ничего хорошего от визита незнакомца ждать не стоит. Похоже, что и Лее пора тревожиться, хотя она никак не могла понять о чем. Но мама редко бывала такой суровой. Тем удивительней все это было. А незнакомцу все нипочем улыбнулся, даже подмигнул, отчего Лея аж вздрогнула вот наглец! и заговорил:
Меня зовут Ашер, майор ЦАХАЛа [2] Ашер Зингер, я работаю на одну очень серьезную организацию, он повернулся к матери. Ривка! Понимаю, что вы против, но я бы все же попросил дать нам возможность побеседовать наедине.
Нет, жестко отрезала Ривка. Я ее мать, она несовершеннолетняя, поэтому все разговоры будут идти только в моем присутствии. Это понятно? Я сейчас еще и ее отца позову, потому что не понимаю, что здесь происходит. Но то, что здесь происходит, мне очень не нравится.
Да как скажете, равнодушно сказал Ашер и развернулся к Лее. Разговор будет непростым, я хотел оградить твоих родителей от неприятных вещей, но они, как видишь, сильно за тебя переживают.
Рами! позвала Ривка.
В комнату влетел младший брат Леи.
Позови отца из мастерской, а сам иди в Дом детей.
Я не хочу, заныл Рами.
Я сказала, Ривка так посмотрела на мальчика, что тот сразу понял: спор бесполезен.
Лея маму никогда такой не видела. Во всяком случае, не помнило. Происходило явно что-то необычное.
Мужчина огляделся.
Может, кофе напоите, пока мы ждем Хагая?
В нашем кибуце не принято держать в доме чайник. Ривка по-прежнему была напряжена. Мужчина улыбнулся и тряхнул головой:
Грешен, забыл, простите. Воды-то хоть дадите? Это можно?
Ривка кивнула Лее, та набрала в стакан воды из-под крана, пропустив немного, чтобы была похолоднее. Мужчина ей нравился своим хладнокровием и улыбчивостью, только она ну никак не понимала, почему обычно добрая и приветливая мама так странно себя ведет.
Дождались Хагая, с трудом выпроводили Рами из дома, и незваный гость начал
Лея Бен-Цур, урожденная Лея Фаерман, 1939 года рождения, родилась в городе Злобине, сегодня Белорусская СССР.
«Белорусская СССР» он произнес по-русски, картавя на звуке «р», а родителям пояснил на иврите: «Р'усия Леван'а». Хагай перестал улыбаться, Ривка по-прежнему молчала.