Помнила как папа с Борькой занимались своими мужскими делами чинили велосипед, с которого постоянно слетала цепь, чем-то стучали, что-то бесконечно привинчивали. Вот у Борьки как-то все получалось, он был ловкий и понятливый.
Иногда на выходные прибегала тетя Вера, приносила пироги с капустой и яйцом, мама в ответ щедро отсыпала ей сладкие рогалах, и когда в миске попадался особо кривой и некрасивый рогалик, то тетя Вера колыхалась от смеха и спрашивала-утверждала:
Лейкино творчество? Сразу видно хозяюшку!
И трепала девочку по голове. Или бросалась целовать, прижимая к большой мягкой груди.
А в один прекрасный день жизнь кончилась. Все вокруг заговорили о каких-то немцах, по улицам стали ходить солдаты с озабоченными лицами, бледный папа припадал к радиоточке, в которой что-то хрипело и булькало, но он это бульканье понимал и становился все бледнее и бледнее.
Потом начало начало греметь, стучать, грохотать, Лейка испугалась и заплакала, мама прижала ее к себе, и так они и сидели на кровати, поджав ноги, пока как-то сразу все не стихло. На улице стало тихо. И в доме стало тихо. И мама больше не пекла рогалах.
Мама с папой куда-то ходили, возвращались с перевернутыми лицами, у мамы были красные глаза, и глядя на нее, Лейке хотелось тоже заплакать. Мама через силу улыбалась, снова и снова обнимала ее, гладила, расчесывала волосы своим гребешком Лейка этот гребешок обожала, на нем были выдавлены море и рыбки, раньше ей его трогать не разрешали. А потом вдруг ни с того, ни с сего мама с папой начали собирать чемоданы, Борьку переодели в новую матроску, а Лейку в красивое платье и завязали бантик на макушке.
И тут, как всегда без стука, в комнату влетела тетя Вера.
Вы куда собрались, Фаерманы?
Объяву на площади видела? в свою очередь спросил папа. Всем «жидам» собраться на углу Соборной и 25 Октября. Куда-то нас перевозят, так что переезжать будем. Наверное.
Наум, ты нормальный? закричала тетя Вера. Какое «переезжать»? Куда? Кому вы нужны «переезжать»?! Вас жидами называют, ты не понимаешь, что это значит? Ты нормальный? повторяла она все время, не могла найти других слов, чтобы достучаться до упрямого адвоката Наума Фаермана. В тебя вчера камень кинули и кто? Соседи, которые вас тысячу лет знают! Ты, кстати, их деда в суде защищал, ворюгу несусветного, а они тебе вслед: «Жид!» Только не говори мне, что ты в самом деле поверил, что вас будут куда-то переселять? Ты не слышал, что фашисты делают с евреями?
Папа оглянулся на маму, мама сидела на диване, сложив руки лодочкой на юбке между бедер, молчала.
Фира, ладно Наум, он и в школе был не слишком умным, но ты-то разумная женщина! тетя Вера никак не могла успокоиться. Этот дурак ничего не понимает, хоть ты ему скажи! Никуда идти не надо ни в коем случае! Не вздумайте! Господи, а еще говорят: евреи умная нация!
А что ты предлагаешь, Вера? Что делать-то?
Или бегите, или спрячьтесь.
Куда бежать? В этом городе кто-то не знает, кто такой Наум Фаерман? Да я полгорода от тюрьмы спас, на меня и в мирное-то время пальцами показывали, так сейчас куда я спрячусь? Где? Головой думай!
Дурак ты, Наум, хоть и еврей. Фира, ну что вы такие упрямые?! Вы же сами все понимаете!
Мама молчала. Папа усмехнулся.
Верка, вот раз ты умная такая, скажи мне: нас никто не выдаст? Выдадут немцам как миленьких! А то ты наших не знаешь? Выдадут-выдадут прервал он жестом попытку тети Веры возразить. А в объяве что написано? За неповиновение расстрел. Так что вариантов не так много: или нас расстреляют за неповиновение, или тех, кто нас не выдаст. Остается надежда, что это действительно переселение, хотят избавиться от евреев, собрав их в одном месте. Кто-то говорил, что они нас собираются выслать в Палестину. А вдруг? Так хоть какой-то шанс есть. А если не пойдем то нет шанса.
Господи, да что ж вы такие упрямые? Почему не хотите простых вещей понять?
Да какие простые вещи, Верунь? Мы что с тобой немцев в 1918 не видели? Видели. Нормальные люди, хоть и со странностями. Нам тогда всего по десять лет было, но мы же видели, какие они нам еще их офицер шоколадку сунул, помнишь? Это в восемнадцатом-то году!
Ты что несешь? Какие шоколадки? Я вам говорю детей спасайте, а он какую-то шоколадку вспомнил! Наум! Опомнись! Давай я вас спрячу!
Куда ты нас спрячешь, припадочная! смеялся папа. Только всем было невесело.