в них отражается не то, что быть должно.
Иная жизнь там, но не та, что я застиг,
что я пригубил, словно яд, из тигля дня,
в безбрежной комнате всегдашний мой двойник
глядит в глаза мне, так похожий на меня.
Дрожит луна зеленый дымчатый кристалл,
а мой двойник, как я, бесплодно одинок.
Он тот, каким быть не хотел я и не стал.
Он тот, каким я никогда бы стать не смог.
Мелькали годы, электричеством слепя,
он не старел совсем, румяный, как мечта.
Но жить, как жил я, ненавидя и любя
и забывая, не пытался никогда.
Как горевал, как пил последнее вино,
как говорил всем, что прошедшего не жаль
Он только зеркало, я старше все равно
его на чью-то позабытую печаль.
Я проститься с тобой не могу
* * *
Запах духов, острый запах укропа,
белый шиповник в саду придорожном,
где чернобылом заросшие тропы
Как бы забыть, да забыть невозможно.
Снова мне снится жасминовый ветер
счастья пролётного бдительный сторож.
Как этот мир непонятен и светел!
Как он прекрасен, хмельной от простора!
В ставни закрытые веткою стукнет,
вновь уводя в бурелом чернобыла
Только лишь юности это доступно.
Но для чего это все-таки было?
Но для чего эта память? На что мне
эта тревога и боль до предела?
Словно у старой заброшенной штольни
с часу на час ожидаю расстрела.
***
От бега коленные ноют суставы,
ботинки мои увязают в снегу,
а я всё бегу и бегу за составом,
а я всё проститься с тобой не могу.
Ты там, за окошком, в тепле и покое,
куда не доносятся скрежет и шум,
а я Я не знаю, что это такое,
зачем я бегу и рукою машу.
Каким запрещается это законом
с собой меня взять, как какую-то кладь?
А я всё бегу, всё бегу за вагоном,
боясь, обретая, тебя потерять.
И нет уже сил, и стесняет дыханье,
и поезд скрывается в сером снегу.
Но как мне поверить, что это прощанье,
когда я расстаться с тобой не могу?!
* * *
Остановись посреди толчеи
там, где оркестр, там, где солнце на меди.
Так ли созвучны заботы твои
с целью, которую сам ты наметил?
Бродишь потерянно, словно во сне,
все тебе чудятся чьи-то нападки
Впору опомниться. Время весне.
Время давно наступает на пятки.
Что-то на дачи увозят в кулях,
кто-то уже затевает ремонты.
Надо собрать свою волю в кулак,
надо очнуться от этой дремоты.
Надо увидеть, мгновенье ловя,
как по-весеннему светятся лица.
В сердце уже созревают слова,
как помидоры в совхозной теплице.
Снова учись удивленью у трав,
чутко внимающих птичьей капелле,
чтобы слова эти, музыкой став,
светлыми были, как песня капели.
* * *
От свежего ветра я снова пьянею,
от встречи нежданной с раскидистой ивой.
Что может быть этой разлуки длиннее?
Что может быть этой разлуки тоскливей?
Я жил наугад, пробираясь вслепую,
но все-таки спорить пытался с судьбою,
любую усталость, невзгоду любую
стремясь победить ради встречи с тобою.
Вновь мир для меня, как раскрытая книга,
как бусы, минуты на нитку я нижу.
Что может быть радостней этого мига,
когда я в глазах твоих радость увижу?
Что может быть больше, полнее, чем это?!
Пусть это так мало, и это так много:
всего только лучик зеленого света,
всего только миг перед новой дорогой.
* * *
Опять сплошняком туман и дожди,
срывается снег с высот,
приметам всем назло, вопреки,
и нету еще весны.
И снова неясно, что впереди,
по жизни опять несёт,
как будто по руслу горной реки
швыряя на валуны.
Но слишком опасен ила кисель,
порогов ещё не счесть.
и пусть неприятностям нет конца,
сомнение верх берёт,
но есть ещё, кажется, в жизни цель
и силы как будто есть,
и надо вытереть кровь с лица
и к берегу чалить плот.
Ты выйдешь на берег. Ты будешь ждать,
не зная совсем о том,
что, словно радист, услышавший SOS,
бросает сразу дела,
ты мне помогла, если падал встать,
и плыть, если плот вверх дном,
и если плутал или шёл вразнос,
Полярной звездой была.
* * *
Окно в наличниках. Уют. В горшке герань.