Это наезд, наконец, проговорил он. Наезд в натуре.
Дам один совет вали на безглазого,. И груз прими по трубе. Это тебе грев от общака.
Кто говорил?
Хопёр. Но у тормозов вертухай. Всё, крандец связи.
Тормоза это дверь в камеру. Санлеп слышал о Хопре. Авторитет. Дали в последний раз, кажется, шесть лет крытки. За что не впомнил. А валить на безглазого на блатном жаргоне означает перекладывать вину на несуществующего, выдуманного человека. Но этого совсем и не требовалось. У него алиби, если, конечно, станут проверять. Скорее всего, не станут.
Единственное, что как-то утешает, подоспел грев. Для его транспортировки зэки проложили дорогу протянули шнур через канализационную трубу из камеры в камеру. С кем-то из предшественников Санлепа уже словились с помощью ёжиков связанных вместе зубных щеток, которые над огнем изгибают самым причудливым образом, образуя крючки и спирали. Если надо наладить связь с соседней камерой, то такие ежики с привязанными к ним шнурами с обеих сторон бросают в очко и затем по условному сигналу одновременно сливают два ведра воды. Ежики тонут в общей трубе и, несомые бурным потоком, тормозятся, налетев друг на друга и закручиваются, зацепляются. Остается только аккуратно вытащить их в одну из камер, и дорога готова. К ней привязывают плотно упакованный и запаянный в целлофан груз и переправляют по назначению. И Санлеп без каких-то волокит получил посылку сигареты, чай, карамельки, увесистый шматок сала.
Вот тут-то и подумаешь о разнице межу тюрьмой, зоной и «химией». Лучше всего в тюрьме. Как правило, нет беспредела среди зэков, хотя есть и стукачи, и наседки. Но их вычисляют быстро. Они прислужники общих врагов ментов, прокуроров, судей. Именно они посадили всех, они лишают возможности обороняться, видеться с близкими. Это объединяет, вызывает сочувствие друг к другу. Можно даже втихушку мечтать о том, что виноватого Бог найдёт, о чуде освобождения, а оно в итоге так и не приходит или приходит, но очень поздно.
Козлы тоже враги. Бывает, что они даже зловреднее врагов основных. Но если к их покровителям добраться трудно, то они вот они, впритычку, в спряталки не сыграют. И разборки с ними бывают тихомолчные, но кровавые. Или найдут повешенным. Толпа большая, сроду не разобраться: то ли сам на себя руки наложил, то ли помог кто-то.
На зоне все уже осуждены, знают свой срок. Там главная задача выжить. Нормально питаться, поддерживать физическую форму. Кардинально меняется система ценностей. Что раньше казалось важным работа, карьера, семья уже совсем и не важное. На первый план выходит то, что обыденно: еда, сон, бритьё, обувка. Меняются и сами люди. Некоторые ломаются, становяся лагерной шушерой. Самое важное даже при смене знаковых ориентиров оставаться самим собой. Жить там, где в принципе нет никакой жизни. Приспосабливаются же космонавты к невесомости.
А «химики» об этом сразу забывают. Там никто не знает свой срок точно, отправить на зону могут в любую минуту, и, значит, надо забыть, сколько ты здесь отбарабанил вхолостую. Всё равно не зачтут. Но как снять нервное напряжение? Пьянкой, наркотиками? И «химики» ходят с голодным брюхом, еле ноги таскают. Здоровье уплывает со страшной силой. И уже нет былой сплочённости, как в раньше. Каждый сам по себе.
Да, в тюрьме теряют тех, кого раньше на воле считали друзьями. Но лучше пусть это случится раньше, чем позже; стоит ли жалеть, если начинаешь понимать, что такое настоящая дружба и братство?!
Но надо жить дальше. По продолу так зэки называют коридор в тюрьме продефилировала ночная дежурная смена. Кто-то из пупкарей заглянул в кормушку. Сказал тоном школьного завуча:
Всё, отбой. Изобрази тишину. Засухарись до утра. Будешь шуметь, ломиться, начнёшь быковать, хамить на это есть дубинатор.
А кто ты, пупкарь? Никто. Блямба, пупырь прыщ на ровном месте. Ведь Санлеп фордыбачить и не помышляет. Он сейчас бухнется на шконку и моментально уснёт
И спал он, крепко, как медвель в берлоге. Ему снилось его первое дело
Первое дело
1
Саня Рябинин родился в Риге. Воспитывала его одна мать. Отца, как говорила она, убили на Даманском. Но Санлеп в списках погибших Рябинина не обнаружил. Сказал матери, она рассердилась. Чуть ли не в слёзы:
Значит, не веришь? Мы не расписаны были. У тебя моя фамилия.