Это какого такого? морщины на лбу шофёра превратились в складки.
Самый крайний, с кружевными наличниками и голубыми ставнями. Такой ухоженный он у вас один, объяснил Бережной, мысленно вспоминая уютный домик.
Ты про Гитлера в юбке? фельдшер чуть не въехал в яму. Машину резко дёрнуло. Мужик матюгнулся.
Смотри на дорогу, лихач, Рудольф Александрович еле сдержался, чтобы не обозвать попутчика погрубее. Козлёнка мы ей привозили сбитого, так я забыл там кое-что. Понял?
А-а. Ну понял, понял. Деревенский житель вырулил на ровную трассу. Про историю с козлёнком он, фельдшер, не мог не знать. И всё же широко улыбнулся: А то я уж подумал, что ты к незамужней немке решил подкатить.
В словах этого пьяного и небритого увальня сквозили пренебрежение и насмешка. Рудольф Александрович снова промолчал, с трудом заставляя себя не сорваться. Но через некоторое время, уже взяв себя в руки, не выдержал и заговорил ровным тоном, каким часто разговаривал с провинившимися студентами. Говорил и подспудно удивлялся: они-то глупые дети, а тут взрослый мужчина, а такое городит, слушать стыдно!
А если даже Адольфа мне и понравилась, то что? Она такой же человек, как ты, я и сотни других. И даже миллионы
Разговор тяготил Бережного, но был необходим, чтобы объяснить этому бирюку-фельдшеру, что на самом деле он никто спивающийся, обрюзгший мозгоклюй. В то время как рядом живёт приятная воспитанная женщина, которую не обижать, а ценить бы надо, даже ставить в пример. Ну вот что за наряды у деревенских тёток? Юбки с висячими балахонами поверх, прикрывающими бесформенные фигуры. Волосы взбиты в пучки или зализаны в косы. Обувь растоптанные утюги сапог или калоши. В то время как один внешний вид Адольфы привлекает: белые воротнички кофточек, волосы забраны лентой назад, аккуратно причесаны, шелковисто падают на плечи. На ногах туфельки или ботики: чистые, кремом намазанные, блестящие. Сама подтянутая, бодрая. Походка ровная, атлетическая, а не утиная переваль «трык-трык», как у многих, того и гляди на бок завалятся. И пахнет от немки чистотой и свежестью. Вроде и не духи, а запах, как у травников, натуральный, притягивающий. Да и поговорить с ней есть о чём. Даже пятнадцати минут общения хватило, чтобы понять: интересны этой селянке ни сплетни и злоба, а темы жизненные, важные и для неё и для всех. Но эти утончённость и воспитанность немки русские никак не видят.
Разве виновата Адольфа, что родители её так назвали? Её наша власть уже за всё наказала. Пожалели бы хоть вы, местные, закончил Бережной поучительный монолог.
Водитель задумался, потом, словно в оправдание, стал рассказывать, как приехали Цандеры в их посёлок после ссылки.
У них не было толком ни денег, ни барахла. Ветров он уже тогда был председателем неделю их у себя держал, пока нашёл им жильё. Тут ведь не как у вас в городе, пустых площадей не бывает. А обкому что? Прислали бумажку: «надо принять», и ломай голову.
Папашка этой Адольфы какой-то учёный был, как оказалось. Ему дали работу в Луховицах. Тогда как раз и произошло объединение всех ближайших к Астапово деревень в совхоз. Хотя я до сих пор никак не пойму, в чём разница: колхоз, совхоз. Ты, москвич, знаешь?
Финансирование совхоза частично идёт за счёт государства. А в колхозах исключительно силами самих объединённых хозяйств, пояснил Бережной без всякой интонации. Но фельдшер даже на дорогу перестал смотреть, уставился на преподавателя: «Не зря, похоже, этот профессор хлеб жрёт, раз вот так запросто и в две секунды разъяснил то, о чём я пятнадцать лет тугодумал».
А по мне одна ерунда, признался фельдшер в своей беспомощности отличить частное от общего.
И по мне разница невелика, кивнул Бережной и снова вернулся к нужной ему теме: Так зачем, говоришь, отца Адольфы в Рязанский университет перевели?
Вспоминая, Николай нахмурился и стал похож на неандертальца: узкая лобная доля, тяжёлые надбровные дуги. «Дубинку ему, и вперёд на мамонтов!» подумал Бережной, отвернувшись и ожидая ответа. Фельдшер наконец вспомнил:
Чёй-то там в лаборатории он делал, какие-то опыты по сельскому хозяйству. Не то новые сорта пшеницы пробовал вырастить, не то мелких паразитов, что овощ жрут, извести собирался. Нам Николай Петрович пытался до сведения довести, что, мол, не вредитель этот немец, да кто б его слушал?..