Елена не верила своим ушам. Она стояла перед Матвеем высокая, красивая, в новом овчинном полушубке цвета топленого молока и нарядном цветастом полушалке. Щеки залил румянец, глаза блестели, а на губах играла улыбка.
Ну пошли тогда, сказала Елена просто и зашагала вперед.
Матвей за ней. Взял ее за руку и спросил:
Я все время думал, Елена, захочешь ли ты поговорить со мной по-серьезному? Мне вот по весне назад в город надобно ехать, а без тебя ни к чему душа не лежит.
Тут Матвей остановился, повернулся к Елене лицом, обнял ее за плечи и сказал:
Поедем со мной, а?
Она смотрела на него широко открытыми глазами и молчала. А он ждал, хотел понять, что у нее на душе, думает ли она о нем, но ответа не было. И только было Матвей хотел еще что-то сказать, как звонкий и надменный окрик прервал его на полуслове:
Так вот кто, оказывается, мне дорожку перешел! Хороша тихоня, нечего сказать!
Александра стояла неподалеку, руки в боки, лицо гневное, а рядом с ней Григорий, кузнец, который свидетелем был, что Петр в кузнице кистень мастерил. Они гуляли по деревне и вдруг встретили Елену с Матвеем. Нет бы пройти мимо, да и делу конец. Но не такая была Александра, настырная, своенравная, задиристая.
Григорий попытался придержать ее, но она вырвала руку и подошла к Елене и Матвею.
Ну здравствуй, Матвеюшка. А я-то смотрю, куда это ты запропастился и глаз не кажешь. Значит, не мила я тебе больше. Ты нас тут в деревне всех девок да баб в очередь что ли выстроил? Ну как опять до меня очередь дойдет, так скажи. Мы с Гришей подождем покуда.
Но тут вдруг Елена прижалась к Матвею, приклонила ему голову на грудь и сказала:
Долго вам с Гришей ждать придется, то ли ему на радость, то ли тебе на беду. Мы вот пожениться решили с Матвеем.
Матвей обнял Елену и крепко прижал к себе. Александра опешила. Ее красивое лицо исказила кривая, неестественная усмешка, и она проскрипела сквозь зубы:
Ну ты еще пожалеешь не раз, что на каторгу в Сибирь со своим разлюбезным Петрушей не подалась
Саша, придержи язык. Зачем стараешься казаться хуже, чем ты есть? Так и не подействовали на тебя мои разговоры, а жаль! в сердцах сказал ей Матвей.
Но Александра не отступала:
Ты Матвей Прокопьич, мне морали-то не читай, как девочке. Небось, когда любовь пытался закрутить со мной, не думал, что я несмышленая. Да только не вышло ничего у тебя, вот и ухватился, за что попроще. Ну да лежалый товар тебе больше к лицу.
Так он потому и лежалый, что цены высокой. А тот, что грош за погляд, всегда по рукам ходить будет, отпарировал ей Матвей.
Ну ты-то и гроша за погляд не дал. А посмотреть-то было на что. Ну, не лукавь, скажи!
Саша, пошли, сказал ей подошедший Григорий, взяв за локоть.
Нет, подожди. С тобой мы еще успеем наговориться, сказала Александра и опять вырвала свою руку.
Она была разгневана и резка. Ей хотелось скандала, обидных слов. Ей хотелось сокрушить чужое счастье в угоду своей прихоти. Она была неумолима. Но ее гнев разбивался, как бушующая волна о каменную преграду. Она видела жалостливую усмешку в глазах Елены и полный недружелюбия и осуждения взгляд Матвея.
Александра вдруг поняла, что ее попытка разрушить их союз не удалась, особенно тогда, когда Матвей обнял Елену за плечи, они повернулись и пошли прочь.
Ну и пошел вон! крикнула она ему вдогонку.
Потом повернулась к Григорию, робко дожидавшемуся, когда она успокоится.
И ты пошел вон! Все вы мизинца моего не стоите! тут она заплакала и побежала прочь.
***
Матвей и Елена поженились, сыграли свадьбу на Крещение. Она добилась официальной бумаги из окружной полиции, что ее бывший муж, Петр Игумнов, осужденный за убийство и приговоренный к двадцати пяти годам каторжных работ, пропал без вести в местах отбывания каторги.
Теперь она являлась свободной и имела право снова выходить замуж. Елена сама поговорила со свекром, и он не противился.
Что ж, дочка, ты нахлебалась горя. Не держи на нас зла. Иди замуж, да будь счастлива. Господь с тобой, сказал ей старый Михайло.
Елена заплакала. Она обняла старика и обещала всю жизнь помогать ему, как сможет. Но ей не пришлось. В феврале Михайло умер. Он был стар, немощен, и последние силы покинули его. Елена еще долго ухаживала за их с Аксиньей неказистыми могилками. По весне сажала цветы, зимой, если доводилось бывать в деревне, разгребала сугробы. Нет, она не держала на них зла и всегда помнила, как спасли они ее от увечья, которое собирался причинить ей их собственный сын.