И хотя Ананта Дэви слышимо усмехнулся, а я, разгораясь гневом, стал медленно подниматься на ноги, послышалась его достаточно ровная, уверенная речь:
Я вже толковал, НгаКатахум, что у тебя неточная информация, про Праджапати.
Он впрочем, не договорил потому, как я резко ступил вправо, выходя не только из-за его фигуры, но и сходя с узкой полосы, созданной, скорей всего, матками-маскулине и созерцаемой в виде плетения синих нитей, чьи отдельные стыки заполняли почти черные и более плотные бляхи. И тотчас под подошвами моих ног, выплеснувшись вперед, назад, вправо и влево, сформировалась широкая площадка, точно не постоянные по температуре потоки холодного и теплого течения (оные заполняли саму Галактику), хлынув ко мне, образовывали этот плотный участок. Только в данном случае он выглядел в виде переплетенных в трехмерные сети, тончайших, перламутровых нитей, имеющих внутри поперечную исчерченность, которая заворачивалась двойной нитью в двойную спираль, а продольные бороздки, покрывающие их поверхность, местами венчались мельчайшими крохами синего света. И сразу же увидел перед собой пять невысоких гиалоплазматических сознания со слоистой структурой ног, рук, туловища и головы. Слои будучи вязкими, слегка колебались, однако меж ними не имелось тончайших сквозных щелей, словно они прилегали друг к другу много плотней, так как это наблюдалось в случае с ВианикшиДамо. Они также смотрелись черными, и малостью присыпанные серыми, синими, сине-серыми, темно-серыми переливающимися небольшими пятнами. Лишь у стоящей впереди всех матки-маскулине данные пятна были иссера-синего цвета.
Ты, грубо дыхнул я, и, также резко вышагивая, подошел к сознанию НгаКатахум, как смеешь так говорить с его высочеством, дополнил я, абы гнев мой стал плескаться из меня не только резким шагом, но и громким голосом.
Я стремительно выкинул вперед левую руку и схватив сознание за грудки, не столько пробив слои, сколько попав прямо меж ними, слегка встряхнув его, вновь с той же досадой принялся толковать:
Ты, запомни! Я не полное воссозданное повторение диэнцефалона схапатиху Анг дако Мадбубухат! Я ее сын! как и сын пятого сурьевича СансарРуевитаПраджапати-джа, чье имя ноне ношу, как титул. И ежели ты в том, сомневаешься, чокашь тупая, я сейчас поглощу твое сознание, дабы было не повадно забывать кто ты, а кто его высочество, Ананта Дэви.
Теперь я резко встряхнул сознание НгаКатахум, так, что ноги ее оторвались от полосы, на которую дотоль опирались и сама она, как-то тягостно сотряслась, а слои внутри фигуры, располагающиеся друг над другом, созерцаемо завибрировали, будто став терять собственную вязкость, превращаясь в жидкость. Однако я не намеревался ее поглощать всего-навсего желал напугать. Посему я еще раз встряхнул НгаКатахум, а, когда ее фигура внезапно принялась терять четкие очертания туловища, шеи и головы, стремительно бросил ее вниз на полосу, сформированную плетением синих нитей, почитай под ноги другим стоящим в рядок маткам-маскулине, ибо в том месте полоса немного расширялась.
Никаких там более ваших оскорбительных насмешек в сторону его высочества, Ананта Дэви, ибо я вам не моя мать, не схапатиху Анг дако Мадбубухат, миловать никого не стану, теперь я, прямо-таки, зарычал, и как мне показалось сама молвь напрочь потеряла звучание струн гуслей, оставив там лишь шумное дыхание. Ровно мое сознание умело с легкостью подстраиваться под то или иное наречие гиалоплазматического языка.
Я легонечко качнул вытянутой в направление сознаний рукой, чувствуя, как перста на ней точно набухли и несколько черных капель с иссера-синим пятнышком (доставшиеся мне от НгаКатахум), качнувшись, моментально всосались в ближайшие длинные, тончайшие нити, повернутые относительно друг друга и образовывающие из себя кристаллические спирали, низко с глухим рокотанием досказав:
А днесь все! Все на колени, пред сыном схапатиху Анг дако Мадбубухат! все еще рыкая и чувствуя, как меня захлестывает гнев, так, что я едва себя сдерживаю, чтобы не напасть на маток-маскулине и не впитать их силой. Впрочем, они, ровно ощущая то мое бешенство торопливо опустились на колени и преклонили головы, а лежащая НгаКатахум лишь переместилась со спины на колени, сильнее других, пригнув то, что ноне у нее больше напоминало расплющенный корнеплод, а не голову.
И все! Как сие было допрежь, при моей матери, припадите к моим стопам и отдайте часть себя, дабы я неизменно чувствовал, видел и имел вас в себе, дословно повторяя то, что когда-то мне толковала ВианикшиДамо. Очевидно, сказанное мной имело особый смысл для них, понеже я увидел, как они все разом вздрогнули, словно я их уже принялся поглощать. А когда я опустил руку и выставил перед ними (слегка даже приподняв) левую ногу, НгаКатахум, так и не поднимаясь с колен, приблизилась и поцеловала меня прямо в перста (ведь большая часть моей стопы, вплоть до лодыжки была сомкнута и переплетена тончайшими золотыми ремешками сандалий), очень тихо молвив: