Мардахай Абрамович глянул на камин и вспомнил про железную кувалду.
Какое у тебя лекарство от припадка? Не кувалда ли железная?
Погодите, мастер, наступила неловкая пауза. Что сначала было на свете? Ну, ну
Мне сейчас не до этого беда за бедой
Слово
Да, да, слово слова, слова
С них и начнём. Вы же изобретатель изысканных слов
Да, да, но я не мастер слов. Я работаю с памятниками.
Вы поэт. Об этом мне Михаил Васильевич Ломоносов сообщил во время процедуры. Не прибедняйтесь. Давайте словом попробуем лечить, добрым, приятным словом, а потом видно будет, каким лекарством пользоваться.
Хозяин растерялся ещё больше.
Но я не писатель, уважаемый Гиппократ. Я не прибедняюсь. Так, для души соединяю мысли и слова Как поэт. Я не мастер. Меня вдохновили памятники, и я научил их говорить. Но я не профессионал в построении слов.
Вы думаете, я профессионал? Да, я не спорю лечит болезни врач, но излечивает природа.
А клятву Гиппократа кто придумал?
Не смешите, Мардахай Абрамович! Клятву я перевёл на греческий язык, странствуя по Египту как бродячий актёр-врач. Она помогает мне нести службу.
Хозяин ещё больше растерялся.
Ищите подходящие слова, уважаемый, не ленитесь, твёрдо сказал Гиппократ и, встав, предложил Мардахаю Абрамовичу присесть рядом с классиком.
Сволочкова делала вокруг стола, за которым сидел обморочный Лев Николаевич, неторопливые круги, предлагая крепкий индийский чай со сливками.
Миллиардер вспотел. Он робко подсел к писателю, задумался, вероятно подыскивая подходящие слова, но слов не находилось, и он кусал губы, чесал затылок: «Зачем я рассказал злую историю про бессмертный полк миллионеров и про этот маразматический форум дам с громким названием Секс бессмертен. Получилось, что блудники бессмертные морфинисты» размышлял он. Ерунда какая-то получилась».
Между тем бронзовый Лев Николаевич Толстой с невнятного шёпота перешёл на затяжной храп и руки с головы убрал, переместив их под голову. В спальне стало тихо, но храп был очень громким и непредсказуемым. Он в любую секунду мог оборваться.
Лев Николаевич, это я, Мардахай Абрамович! Вы слышите меня? Это я, Мардахай робко начал шептать хозяин прямо в уши писателю. Пальцы рук классика зашевелились, скользнули по столу и коснулись стоявшей на краю стола стеклянной пепельницы.
Блудники, морфинисты, курильщики, он вдруг что есть мочи стиснул пепельницу, она хрустнула, и окурки полетели во все стороны. Как только писатель приподнял голову и глянул по сторонам, Мардахай тут же что-то вспомнил:
Мир соткан, соткан из любви
И потому неувядаем
сразу завопил он нечеловеческим голосом.
Любовь есть в Солнце и в крови,
В дыханье звёзд и в розах мая,
Везде полёт её души, которая, как мир, нетленна,
И потому её богема плюёт на злата барыши.
Бронзовый Лев Николаевич неожиданно прислушался к стихам.
Ей всё равно, какая власть, какая вера, жизнь какая,
продолжал декламировать вспотевший олигарх.
Любовь не может низко пасть,
Любовь падения не знает.
Лев Николаевич, что с Вами?
Я я я приустал немного, мне больно внутри, что-то словно оборвалось. Но стихи твои прекрасны. А дальше помнишь?
Любовь идёт повсюду в бой,
Через проклятья и усмешки,
И всюду ищет путь святой
Необъяснимый, поднебесный.
Браво, Мардахай Абрамович! Что-то стряслось со мной, и я уснул, а теперь, видишь, проснулся. Любовь наверняка существует и нам без неё никак. А эти сексуалки-вертихвостки в модных джерси и в дымчатых локонах пусть зарубят себе на одном месте, что без любви мы никто и никуда. Я против секса! Я за любовь.
Мардахай Абрамович и Анюта Сволочкова внимательно слушали классика, не пропуская ни одного звука. Они хорошо знали, что такое сексомоторное наслаждение и как на косачином току пользовались природной взаимностью, и обоюдное, чувственное внимание было у них на первом месте. В эротических движениях они рассматривали друг друга, как будто видели впервые, и любовались каждым искренним словом, сказанным во время сладкого наслаждения, а также в перерывах между длинными удовольствиями. Но что такое нравственное духовное наслаждение, о котором всё время твердил Лев Николаевич Толстой, им было неизвестно. Татьяна Ларина, Наташа Ростова, Машенька из повести Толстого «Свадебное счастье», Нина Заречная в «Чайке» А. Чехова всё это были несказанно духовные и красивые люди. Но в жизни они их не встречали, а в Чистилище тем более. Этот факт волновал и олигарха, и Сволочкову. Неужели так фантастически изменились люди с той, совсем недалёкой, поры позапрошлого века? Может, деньги были другими? Может, совесть и страх перед Богом заставляли надеяться и верить? Может, отвернувшись от милосердия и влияния Божественных земных сил, малограмотные большевики и местечковые чиновники нарушили тот царственный дореволюционный уклад жизни, который угнетал их. И пошло, и поехало! Ненависть друг к другу, гражданская война. Тут уж раздолье сексу и мимолётным половым связям не было конца и края.