В СИЛУ ВСТУПИЛ, ЕГО ВЕЛИЧИСТВО, ВЕЧНЫЙ ЗАКОН ЖИЗНИ. Женщина не может долго жить без мужчины. Они основа бытия и две половинки, при соединении которых, может существовать сама ЖИЗНЬ. Разум в этом, участия принимать не может!
Понева, змеиной шкуркой, скользнула на пол. Шуйца Якова, голодными перстами пиявками, металась от груди к лону и обратно. Губы пили друг друга, языки бились за первенство. Бедра Ольги дрожали крупной дрожью, ходили ходуном, искали своего пристанища, и оно нашлось на голой лавке возле стола. Когда одеяния лишился Яков она не заметила. Лишь отрешенно подумала, что статью он ничуть не уступает князю Роману.
Почувствовав Якова в себе, с женской радостью отметила, что невысокий рост, никак не отразился на других размерах его тела: сдавленно охнула и полетела в пропасть блаженства. Сознание затуманилось, а потом и вовсе исчезло: Яков был нетерпелив и в тоже время осмотрителен: когда у него закрывались очи и на шее вздувались голубые вены он замирал, но скоро возрождался, её желая.
Сколько раз она умирала от восторга и воскресала вновь, чтобы вновь умереть она не помнила. Очнулась, почувствовав, что Яков слизывает языком, соленые слезы с её щек. И впервые, близко, увидела его очи: синие, безумные, с вкраплением огненных всполохов. По собачьи преданные и рабские. Этот человек, на веки вечные, принадлежал только ей!
Ольга выскользнула из объятий Якова и быстро оделась. Тот, сидя на лавке, недоуменно смотрел на её суету, явно ожидая продолжения. Затем встал и шагнул к ней. Но Воительница, протестующее выставила вперед руку:
Остынь, охолонись, милый друг и выслушай меня очень внимательно. Выслушай и уясни для себя на всю оставшуюся жизнь. На Ольгу, незнамо откуда, начал накатываться приступ лютой злобы. Лицо пошло пятнами, губы побелели, крылья носа заметно трепетали:
На веки вечные запомни, что у нас с тобой ничего не было! Что на скамейке, под тобой лежала и стонала, никакая не Воительница и Княгиня, а лишь её оболочка, её тело! Это был, всего лишь миг слабости, и минута расслабляющего безумства. Произошло то, что в жизни прозывается победой сладострастия над разумом. И ничего более!
Слишком долго мое тело не ведало мужской тяжести. Как в засушливое лето сухим и безжизненным было мое лоно. Земля ждет дождя. Я ждала мужчину. И так судьба сложилась, что им оказался ты. Поверь: это не твоя заслуга это моя прихоть, это моя слабость.
Чуть ли не каждую ночь, я засыпала и просыпалась с мечтой о мимолетных любовных утехах, но ничего подобного со мной не происходило.
И вот это, наконец, случилось! Я вновь ощутила себя женщиной, за что благодарна тебе, но на этом все закончилось! Вот это ты и должен уяснить. И это же запомнить на всю оставшуюся жизнь!
Если я вдруг засомневаюсь в том, что мне сегодняшнее безумство на самом деле не приснилось, а произошло на самом деле я обязательно тебе скажу: Я все вспомнила!
Ты же такого права и такой возможности не имеешь, и иметь никогда не будешь. Я так тебе повелеваю! Ольга смотрела прямо в очи Якову и словами, как гвоздями, вбивала ему в голову, свои убеждения о том что случилось. Верный помощник, не смел, прервать её речь и даже, не был в состоянии отвести в сторону очи. Лишь несколько раз позволил себе в ответ кивнуть головой.
Закончив глаголать, Княгиня легонько ткнула тыльной стороной длани, его в чело:
А теперь иди восвояси, и хорошо помни мною сказанное. И не сомневайся: мне, вернее моему телу, было очень хорошо с тобой! Выпроводив Якова, чуть ли не бегом покинула трапезную, заскочив в свою светелку, быстро разделась, нырнула под меховой полог пастели, и через мгновение, спала сладким сном младенца.
Великая Воительница, после долгого перерыва, вновь почувствовала себя женщиной! Никаких угрызений совести, никаких душевных терзаний по поводу недавнего поступка, она не испытывала.
Просто это была жизнь. И природа брала свое.
Утром, коря себя за невнимательность, вспомнила, что её уже несколько дней ожидает посольство Гардского княжества, которое возглавляет её старый знакомец воевода Зосим.
Подивилась тому, что Яков, после её возвращения в стольный город, об этом не напомнил. А она, окунувшись сходу в дела Ивеля, об этом запамятовала и заставила посольство, ожидаючи её приглашения, куковать на постоялом дворе. Эта, короткая память, вызывала у неё глубокую досаду на самою себя. Как она могла так легкомысленно отнестись к очень серьезному делу?