Некоторое время Хэн праздно озирался, отмечая множество представителей разнообразнейших рас - они беседовали, готовились к занятиям, сдували друг у друга конспекты, веселились и занимались спортом. Хэн пересек широкий бульвар, ловко лавируя между неторопливыми многоместными экипажами, серво-автоматами и небольшими грузовиками, потом спустился платформой ниже и погрузился на пассажирскую самодвижущуюся дорогу. Прокатился мимо многоэтажных зданий, театров, администраций, клиник... Читая отметки о маршруте и вспоминая координаты, которые он зазубрил у голографической карты в космопорте, кореллианин слез возле курортного комплекса.
Он направлялся ко входу, когда за его спиной раздался полузабытый голос:
- Привет, Ловкач!
Уже много лет Хэн не слышал, чтобы кто-то обращался к нему с этим прозвищем, поэтому, когда он разворачивался на зов, правая рука привычно скользнула под куртку, нащупывая рукоять пистолета. Оружие в этом дремучем спокойном мирке было запрещено, но прагматичный кореллианин решил, что с таким риском он уж как-нибудь примирится. Он только перевесил кобуру с бедра под мышку и надел куртку.
- Бадуре! - он убрал руку с оружия и протянул ее седоволосому здоровяку, окликнувшему его. - Привет, Солдат! Что ты здесь делаешь?
Бадуре совсем поседел, отметил Хэн про себя. И живот его все больше переваливается через ремень. Но он по-прежнему смотрит на мир с высоты своего немалого роста, а пожатие его крепкой ладони заставило Хэна довольно поморщиться.
- Тебя ищу, сынок, - мрачно ответил Бадуре. Насколько Хэн помнил, Солдат всегда говорил, словно хатт на похоронах. - Неплохо выглядишь, Хэн, правда, очень неплохо. Сколько мы с тобой не виделись? Даже вуки столько не живут. Кстати о вуках, как там Чуи? Пытался найти вас обоих, но в космопорту мне сказали, что вук нанял машину и куда-то слинял.
У Солдата, похоже, шла темная полоса жизни. Хэн старался не замечать изношенной рваной туники, потрепанных сапог и не раз залатанных штанов, расползающихся по швам и пузырящихся на коленях. Но - Солдат есть Солдат - на нем по-прежнему были и форменка со всеми регалиями, и берет, темный от давнего пота, но с начищенной кокардой.
- А как ты узнал, что мы здесь? Бадуре захохотал; живот его заколыхался над старым офицерским ремнем.
- Я слежу за тем, кто прилетает, кто улетает, Ловкач. Но в данном конкретном случае я просто знал.
Дружба дружбой, но Хэн немедленно преисполнился подозрений.
- Может быть, скажешь побольше, Бадуре?
Тот снова захохотал.
- Как ты думаешь, у кого те универские тыловики с Бригии выудили твое имечко, сынок? Не хмурься. Я краем уха услышал про ярмарку у сахиелиндиели... и кое-какие слухи просочились из Корпоративного сектора, а еще мне рассказали, как кое-кто вез контрабандой воду. Я тут вертелся и услышал, как кто-то спрашивает, нет ли у кого на примете ловкого шкипера с очень быстрым корабликом. Я запустил твое имя. Но прежде, чем мы предадимся воспоминаниям, может, скажешь "привет" моему деловому партнеру?
Как оказалось, деловой партнер стоял - вернее, стояла - тут же; просто они были так увлечены, что даже не обратили на нее внимания. Девушка, даже еще не женщина, низкорослая и очень гибкая, с бледным лицом и растрепанными рыжими волосами. Такую легко было принять за парня, особенно в ее мешковатой одежде (а ботинки вообще были на пару размеров больше нужного). Костлявые ручки знали, что такое тяжелая работа. Хэн встречал подобных ей людей - мужчин и женщин - потом всегда оказывалось, что они работают на местной фабрике или руднике, или они техи самого низкого ранга или еще что-нибудь в том же роде.
- Это Хасти, - сказал Солдат. - Твое имя ей известно.
Он махнул рукой в сторону выхода.
Хэн пошел вместе с ними, но не торопливо, так, чтобы им пришлось подлаживать свой шаг к его, а не наоборот.