СОВЕТ КРАСАВИЦЕ
Какими меришь мерками,
Включив воображение,
Когда ты смотришь в зеркало
И видишь отражение
Своих надежд несбывшихся,
Своих мечтаний канувших,
Своей любви разбившейся
И слез, на сердце капнувших?
Сверяешь ли со звездами
Судьбу свою элитную
Иль, может быть, под верстами
Хранишь ты челобитную
К тому, кто не печалится
И не весельем тешится,
И кто за нас ручается,
Когда хотим мы вешаться?
Чего ты хочешь, милая,
Вселенского признания
И чтоб твоя фамилия
Была для почитания?
Ну что ж, иди до запада
И души переделывай,
Но только, всех царапая,
Невинных не расстреливай.
Когда же запад чопорный
Разочарует холодом,
Не ввинчивайся штопором
В страну с духовным голодом.
А все, что наковеркала,
Исправь, взглянув обиженно
В души немое зеркало,
И будь собой пристыжена.
ГАЗЕЛЬ ДЛЯ КАМИЛЛЫ
Выйди, милая подружка, погулять со мной.
Проведу тебя под ручку горной стороной.
Покажу тебе вершины, где лежат снега,
Где ветра, ложась на льдины, веют стариной.
Ты увидишь, как лавины, глядя свысока,
Плавно падают в долины ватой ледяной.
Ты услышишь, как тихонько из-под ледника
Ручеек сбегает тонкий волей озорной.
Ты узнаешь в каждом камне прошлые века
И потрогаешь руками ход времен страстной.
Мы войдем с тобой в пещеры в ужасе слегка
И найдем основы веры вышней и земной.
Предпочтешь ты сталагмитам, свисшим с потолка,
Несомненно, сталактиты шалостью хмельной.
Улыбаясь у подножья зову родника,
Отнесешься осторожно к почве подвижной.
И, прильнув к воде хрустальной, с помощью глотка
Ты поймешь, что идеальной быть легко княжной.
И, тебя увидев светлой, встанут облака,
Захотев судьбы оседлой под твоей луной.
Принесется ветром нежным звук издалека:
Это будет зов нездешней жизни островной.
Но останемся в горах мы, и моя рука
Вдруг окажется на страх мой за твоей спиной.
Ты немного покраснеешь, как весной луга,
И, ко мне прильнув, развеешь страх мой затяжной.
Мы на травку сядем рядом, сочетав бока,
И скажу тебе я взглядом: будь моей женой.
БЕЗЫСХОДНОЕ
Увы, разъединенные судьбой,
Мы не здоровались и не прощались,
Не радовались и не сокрушались,
Не падали, не поднимались,
Не трескались и не ломались
Мы ничего не делали с тобой.
Мы не глядели на морской прибой
И на песке совместно не валялись,
Не обнимались мы, не целовались,
Не плавали, не кувыркались,
Не ластились и не брыкались
Мы ничего не делали с тобой.
И осенью мы с листьями гурьбой
Не бегали в садах и не летали,
Ветрам о нас на ухо не шептали,
Стихи друг другу не читали,
О звездных странах не мечтали
Мы ничего не делали с тобой.
И вместе мы не принимали бой,
От мерзости людской не отбивались,
Из окружения не вырывались,
В окопах кровью не плевались,
Не побеждали, не сдавались
Мы ничего не делали с тобой.
А, заняты тщеславной ворожбой,
Мы в мелочных заботах утопаем,
Презрением друг друга осыпаем,
Кичимся выпавшим нам паем,
Как будто вечное кропаем,
Но ничего не делаем с тобой.
Как жаль, что мы ни словом, ни мольбой,
Ни рифмами, ни песнями, ни плачем
Свой жалкий жребий не переиначим,
Друг другу встречу не назначим,
Поймем, что шанс давно утрачен,
И ничего не сделаем с тобой.
ПОДРАЖАНИЕ ПУШКИНУ, ПОДРАЖАВШЕМУ КОРАНУ
Клянусь любовной суетой,
Клянусь бессонными ночами,
Твоей искусной красотой,
Твоими властными очами,
Не избежит влиянья муз
Тебя узревший ненароком
Будь то узбек или француз,
Он обречен предстать пророком.
И ты, Лейли, обречена
Быть воспеваемой в истоме.
Так будь же мной увлечена
В своем дворце иль на соломе.
Клянусь богинею любви,
Клянусь пронырливым Амуром,
Адреналин в моей крови
Овеян лишь твоей фигурой.
Клянусь обилием врагов,
Клянусь друзей предавших ядом,
Что буду демоном рогов
Тех, кто с тобой возлягут рядом.
Клянусь проклятием веков,
Клянусь трагедией Долины,
Что скоро будет без оков
Край, где рождались паладины,
Исчезнут клановые рвы,
Падут элитные барьеры
И люди выйдут из канвы,
Где их давили люциферы,
И будут все равны во всем,
И нам с тобой не будет стыдно,
Что мы находимся вдвоем,
Что сочетанье наше видно.
И я клянусь беречь твой стан
От посягательств и увечий,
И напишу тебе дастан,
Где страсть твою увековечу.
Клянусь Узбекию и Русь
Вручить тебе под нимбом глянца.
И, наконец, я в том клянусь,
Что прекращу отныне клясться.