Ой, выдохнул тяжело я. А я ж художником собирался стать как мамка.
Это дело хорошее, похвалил дед. Будешь рисовать родные просторы да загадки души русской. Будет тебе такое раздолье! Тут ведь понимать надо! Я ведь тоже рисовал Да в войну всё пожглось, показал он огромные рабочие, совсем не художественные руки.
А тебе сила-то хоть раз пригодилась? спросил я вкрадчиво.
А то! В японскую в засаде В Берлине прям на подходе И в Польше
Ой, а расскажи про Польшу, это про детей голодных, да? выпрашивал я, совсем забыв про вишню.
Ехали зимой и будто холодом обдало от его слов. Деревни пустые. В каждом доме трупы. Или от бесчинств. Или от голода. Но делать нечего, где-то надо остановиться на ночлег. А я один был, и Байкал, пес. Везли консервы нашим бойцам. Дело военное. Не довезешь хоть баночку расстрел.
Вижу, он приложил ладонь к бровям, всматриваясь вдаль, из одной хаты дымок идет. Подъехал, вытер двумя пальцами у рта. Осторожно вошел Деревня-то после боя. Солдат не должно было остаться, ни наших, ни ихних А там семья на скамьях от голода помирает. Все уже опухли от голода. Страшный запах смерти повис, хоть топор вешай. Мать взнемогла первой, вот и некому кормить шестерых стало. А зима лютая, как назло.
Говорит мне по-ихнему что-то. Молит о пощаде. Только непонятно, о какой: быстрой смерти или долгой. Вталкивать ничего не стал, тут надо сразу решать. А на деле шесть часов у меня было. Достал я свой паек и сварил им похлебку из топора, что называется. После голода по первости это то, что надо. Сразу-то есть нельзя, запомни. По чуток отходить от смерти надобно, по шажку, по наперсточку, а то спохватится, быстро загребет, костлявая.
Я сглотнул, плохо понимая его слова, но боясь переспрашивать.
Попоил их бедняг, а наутро уехал. Только пару консервов в бак с топливом засунул для них. Раскроют расстрел, а не раскроют им привезу на обратном пути. Как во сне, не знал, что будет. Вот токашма на Байкала надеялся, улыбнулся собаке и погладил.
Приезжаем. Считают а там всё ровно. Я ведь уже готовился к расправе праведной. Война ведь. От пропитания солдат исход нашей земли зависел. А тут семья За одной семьей, понимаешь, брат, миллионы жизней стоят. Тут выбирать надо.
Я понимаю, согласился я, не совсем понимая, но тон у деда был слишком серьезный, чтоб не согласиться.
А тут всё ровно, он задумался, будто до сих пор не верил тому чуду. Опять не спамши, помчался в обратный путь. Зашел в хату, а там воздух смерти пропал. Ожили ребята. Ну, я им дрова нарубил, мать мазями своими на ноги поставил. Три дня у меня было. Все им посвятил. С Байкалом поохотничали, добычу всю оставили. Ну и на работу, на фронт, умчал. А они молодцы, ведь наши тоже!!! Славяне! крикнул он мне, как бы доказывая родство и правоту своих действий мне. Выжили сами! Все шестеро детей выросли! И до сих пор меня не забывают, пишут И я их не забывал и не забываю, пишу. Как-то вот так, Васька, бывает. Кто его разберет, кто кому брат-сват. Вот помрем, потом уж узнаем, да? развеселился он, как вдруг мы услышали тяжелый бег бабушки Оли.
Ты посмотри на него! Не успокаивается, старый хрыч! Всё стращает и стращает пацана
Но мы уже не слышали, дали бег в другую сторону, где дед Боря проживал.
А проживал он не то слово!
В кремле! Как президент, смеялся дедушка Саша, легко одолевая бег в своем-то возрасте.
Белокаменный двухэтажный дом, загороженный белокаменным огромным забором, за которым цвели и благоухали вишневые, яблочные и миндалевые сады. Двоюродные дедушка Боря и бабушка Аглая, не уступая моим родным дедушкам и бабушкам, ухаживали за таким хозяйством в одиночку. Редко кто из трех сыновей приезжал из города. Хоть и не забывали родных, дорогие подарки отцу-матери дарили, но вот визитами не баловали. Это ранило сердце дедушки Бори, об этом было не принято вспоминать. Но тут я всегда усмехался, потому что деда Саша почти при каждом удобном случае все-таки эту тему поднимал. Но тогда я не понимал, а может, просто чувствовал, что брат брату всё разрешал, вмешиваться в кровоточащие и загнившие раны души. И деда Саша раз в две недели звонил каждому из племянников, напоминая о себе и о брате. В разных формах и тоне речи.
Ну, что, буржуй, давай делись вишней с советской властью, смеялся дедушка Саша, всегда придумывая прибаутки для встречи с братом. А были они непохожи внешне, как говорила бабушка Оля, как коромысло с бочкой.