«Друзья и подруги», которых было семь человек, включая Феликса, смекнув, что «доигрались», поспешили ретироваться. Одни «за взрослыми», другие бормотали, что, мол, «домой пора», третьи вроде как «не при делах, и вообще они далеко в стороне были».
Поняв, что в этот раз обычной взбучкой дело не ограничится и весьма вероятны последствия в виде папиного ремня, а может чего и похуже, Вика тоже сперва хотела убежать под предлогом «позвать на помощь». Кроме того, не видавшая никогда ничего серьезнее синяка или царапины на коленке, Вика была в шоке, увидев настоящий перелом руки и настоящие раны, из которых сочится кровь. Еще и Феликс, прежде, чем сбежать, активно подначивал бросить «чокнутую», чем показал свое истинное лицо. И все же, отойдя от шока и хорошенько подумав, Вика поняла, что сбежать все равно не получится. Милку будут искать, и когда найдут, то всё выяснится, в особенности то, что все ее бросили. Потом ей стало просто совестно: как она может оставить подругу истекать кровью в карьере? Она же сама отсюда не вылезет! И возможно никто её тут живой не найдет! Выход был только один: помочь и постараться уговорить Милу взять вину на себя. Мол, скажет, что сама упала. Очевидно, сказывалось дурное влияние изворотливого Феликса. Всё же сбежавшего, как и все остальные Видя его истинную сущность, Вика в полной мере осознала, как сильно она заблуждалась на его счёт.
Вытащив рыдающую от боли Милу из карьера и усадив у стены, Вика попыталась оказать первую помощь. Как могла, разумеется, припоминая уроки ОБЖ. Перетянув и забинтовав ногу разорванной футболкой с найденным тут же подорожником, она взяла подругу под здоровую руку и повела в сторону её дома. Что делать со сломанной рукой она не знала, поэтому решила просто подвязать и больше не трогать, припоминая слова учителя, что «если не знаешь, что делать, не трогай, так как можно сделать только хуже».
Мила выглядела неважно. Бледная, вся в слезах, в грязи. Прихрамывая, она еле шла. Плакала уже не столько от боли, сколько от страха перед тем, что случилось, и что будет ей за непослушание от родителей.
Тебе очень больно? Держись! Скоро уже дойдем до дома! подбадривала Вика, стараясь хоть немного успокоить Милу.
Рука очень болит Я не хочу идти домой.
Да ты чего?! Дома родители вызовут врача! Надо домой! с отдышкой говорила Вика, не привыкшая таскать ношу под стать себе.
Отец накажет! Даже со сломанной рукой все равно накажет! рыдала Мила, снова срываясь в истерику.
Да, перестань! Не может же он тебя в таком состоянии наказывать! Тебе же помощь нужна.
Когда я мячом стекло разбила, он велел мне его достать. Я полезла и об осколки поранила руку Так он ударил меня по лицу, я упала в эти же осколки и еще сильнее поранилась. Тогда он отвел меня домой и с разодранной рукой в угол поставил. Там я стояла минут двадцать, потом в обморок упала, испачкав кровью стену и пол. Так он привел меня в чувство ремнем по спине, а потом только отвел к врачу
«Садист Психопат какой-то!» подумала Вика, но сказала:
Не бойся. Все будет, хорошо! Обещаю! Ты только иди, ладно? затем немного выдержав паузу, добавила, с трудом признавая: Феликс урод! Трус! Скотина! Прости, что тебе не верила.
Мила ничего на это не ответила, ей было явно не до этого.
В тот момент Вика даже и думать перестала о том, чтобы просить Милу взять вину на себя. Пусть будет что будет, раз такое дело. А еще подумала, что у нее все-таки родители точно во много раз лучше, хоть и тоже наказывали не раз.
Доведя Милу до дома, Вика позвонила в дверь. На подруге уже не было лица, не то от страха, не то от боли. Впрочем, и Вика боялась увидеться с ее отцом, после такой характеристики Наудачу обеих открыла мать Милы, звали ее Людмила, отца видимо еще не было дома.
Помогите, пожалуйста, тетя Люда! Мила руку сломала, ей надо к врачу запыхавшись, срывающимся голосом произнесла Вика.
Мать Милы была набожной и не очень красивой женщиной. Вика её знала лишь из рассказов Милы и видела только однажды. Все, что в их семье происходит, мать отдавала на волю Бога. Она соблюдала все посты и постоянно ходила в церковь. Милу она пыталась воспитывать в том же духе, а также в терпеливом отношении к постоянному гневу и угнетению от отца. Об этом Мила сама рассказывала Вике задолго до этого дня. Ей это не нравилось, поэтому она практически и не бывала дома, уходила гулять во двор, даже в одиночку, с утра и до самого вечера. Лишь бы не слушать постоянные молитвы и не опасаться трепки от отца, которому только дай повод, хотя и тот нужен был не всегда.