Это видели она, я и Луна.
Мира не стало.
Миг. Мгновение. Бесконечность Одно всегда следует за другим. Память всегда хранит воспоминания. Какими бы они ни были. А это видение словно живое создание само приходит каждую ночь. Когда сумерки становятся густой, непроглядной осязаемой чернотой. Это видение единственное живое из всего, что у меня осталось. Оно хранит фрагмент времени более чем восьмилетней давности, и фрагмент этот всегда один и тот же:
«На лице, шее, руках, ногах и животе Луны отчетливо видны синие тонкие полосы. Луна была наказана, но за что? я гадаю об этом всякий раз, когда вижу следы наказания очищающего Катарсиса. Луна сама выбрала такой способ очищения, а позже его выбрал и я.
Луна стоит на сырой земле, облаченная в серый боевой балахон. Лязг мечей и шепот все разрушающих на своем пути слов окружают ее как вихрь.
Луна стоит посреди поля битвы и плачет, однако улыбка не сходит с ее лица. «Она что,счастлива?!» недоумеваю я, не в силах поверить мыслям, посмевшим родиться в моем собственном сознании. А затем кристально чистый меч молнией проносится по ее шее. Кажется, я слышу хруст позвонков, отделившаяся голова гулко ударяется о землю и откатывается в сторону, путаясь в собственных русых волосах. От меча исходит красный пар. Густая кровь мгновенно испаряется, не оставляя следов на лезвии.
Это была моя мать Луна так ее звали. Интуит, убивший ее, впивается своими ледяными глазами в мои. Злость закипает у меня внутри. И продолжает кипеть еще долго после того, как я открываю свои глаза в мире».
Мир вокруг мертв. Он замер в бесконечной, крохотной единице времени. Существо, которым я стал, понимает, что Кира не так уж и далеко всего-то на дне. Этот новый я на самом деле чистейший логик, сознание которого погружено в багровый туман боли и неописуемого гнева, и только глубоко-глубоко под всевозможными слоями ощущений находится прежний Кира. Невозможно описать это состояние. И я, и логик, и тот Кира, который был в мире секунду назад, до видения, одно целое. Просто сейчас посредством логика всем управляют гнев и боль, а Кира, то есть я, наблюдает.
Еще никто во всем Крестостреле не смог заморозить время в радиусе сотни метров. Впрочем, на таком пространстве его никто не смог заморозить даже на шестом уровне Пирамиды. Сотни глаз испуганно наблюдают за происходящим.
Боль от синих полос послужила проводником, и я смог почувствовать мысли Луны: она надеялась, что кто-то пришел и спасение рядом, но быстро поняла, что надежда ложная, это просто логик остановил время.
Наблюдая за происходящим как бы со стороны, я осознавал, что мое тело медленно движется среди живых статуй, хотя всем остальным казалось, будто между ними мечется неуловимая тень их зрение было неспособно уследить за скоростью моего перемещения. Таково колдовство, останавливающее время.
Логик, в которого перевоплотилось мое естество, приблизился к столу, за которым сидел Калиб. Сейчас совершенно понятно, что он все-таки чувствовал, даже больше: он превратился в один большой воняющий мочой страх.
Нож медленно прочертил линию смерти на его глотке.
В последней волне ярости, самой сильной и безумной, Кира, то есть я, перестал осознавать, что происходит. Гнев захлестнул окончательно, отгораживая от внешнего мира. Но память вернется, потом. Так всегда бывает.
Орудуя холодным черным клинком, за пару мгновений логик перерезал глоток больше, чем за все время пребывания на основном уровне Пирамиды. Первыми пали те, кто был ближе всего к Луне. Живы остались, наверное, только случайно зашедшие сюда посетители. И бармен. Этот низкорослый старик тоже был цел и невредим.
Сознание штука сложная. Особенно когда тебя не на шутку вырубает по причинам, не поддающимся обычному разумному объяснению. После таких вот обстоятельств оно возвращается не постепенно, а наоборот стремительно. Как если бутылку с газированной водой резко встряхнуть, не открывая крышку, и когда содержимое уже вспенилось до предела крышку резко срывает, и все встает на свои места практически мгновенно. Пшик! И готово.
Уже пришел в себя? спрашивает Луна.
Оглядываюсь. Мы около какого-то дерева. Вокруг издающие необычный запах кусты. Вдалеке слышится шум транспорта.