— Легко жить, когда к любой заковыке есть время подготовиться. И опять же, всегда есть куда баб водить. Только вот как-то знобит меня от этих перспектив. Недоброе здесь что-то...»
— Привык я к этому месту, — сетовал Драницкий. — Барахла сюда разного натащил, наверно, десять грузовиков. Чуть что — сразу сюда. Девушке хочешь понравиться — скорей сюда, стихотворение выучить, зубы почистить... Разговор про футбол с начальством надо поддержать — опять сюда, спортивную газету прочитать. Да и просто, надоест все — есть куда спрятаться.
— Ты тут, небось, полжизни провел?
— Ну, не полжизни, но немало, — Драницкий тяжело вздохнул.
— Потому и выглядишь на пятьдесят, хотя самому тридцать пять.
— Это и обидно. Все зря. Никакого толку. А жизнь проходит. Я, начальник, даже часов дома не держу. Потому что, только посмотрю на циферблат — выть хочется. Ненавижу часы.
— Насколько я понял, — вкрадчиво проговорил Бустов, — ты решил жизнь одним махом улучшить. И подломил магазинчик с золотом. Думал, сразу миллионером станешь. А, между тем, воровать тоже надо уметь. Это ремесло еще похитрей, чем твоя инженерия.
— Начальник...
— Да ладно, Драницкий, молчи уж. Я не протокол пишу, я просто с тобой разговариваю. Странный ты вор, Драницкий. Другой бы на твоем месте масштабно работал. Ты ж с такими способностями можешь героин тоннами через границы возить. Или оружие эшелонами поставлять без всякого риска. А попался на сраной ювелирной лавочке.
— Да какой героин... — горестно проговорил Драницкий. — Где я возьму твой героин?
— Ну, здесь я тебе не советчик. Нет героина — и слава богу.
Драницкий еще долго исповедовался, рассказывал, как он пробовал применять свою тайную кладовку в разных целях, и все больше неудачно. Чувствовалось, что давно хотел кому-то все это рассказать. Бустову в конце концов даже жаль его стало.
— Ты мне вот что объясни, — сказал он. — Неужели ни разу не задумался, что это за место такое, как оно существует, как ты сюда просачиваешься. Это же научная сенсация. Тебя, если по-хорошему, надо в стеклянный ящик посадить, и каждый день опыты ставить.
— Не имеете права! — вскинулся Драницкий. И с горечью добавил: — Почем мне знать, как оно все устроено. Тут ведь ничего не происходит, тут всегда только темнота и тишина.
— Ну, ты все-таки инженер, должен склад мысли иметь определенный. Что, даже никакой версии нет?
— Что стоят эти версии? А вообще, я так думаю. У всего есть своя обратная сторона. У любой варежки своя изнанка. Вот и мы с тобой сейчас на такой обратной стороне. Вот, скажем, йоги — они умеют всякие чудеса делать. Без еды жить, без воздуха, исчезать на время, предметы из воздуха доставать. Может, они как раз обратную сторону используют?
— Йоги... — усмехнулся Бустов. — Ты еще скажи, фокусники своих кроликов из обратной стороны достают.
— А почем нам знать? Может и фокусники.
— Вот лучше бы ты фокусником устроился. Больше бы заработал.
— Ну да, фокусником... — обиженно пробормотал Драницкий. — Прямо вот приду и скажу: вот он я, возьмите меня фокусником. Кому я там нужен?
— В этом и вся твоя беда, Драницкий, что везде чувствуешь себя ненужным и неподходящим. И никакой волшебный дар тут не поможет.
— Начальник, — жалобно проговорил Драницкий. — Отпусти меня, а? Ну, неужели тебе так хочется меня в тюрьму засунуть?
— Ничего мне уже не хочется. Был бы ты матерый ворюга — тогда да, дело ясное. А теперь я уж и не знаю, что с тобой, дураком, делать.
— Отпусти. Все равно не докажешь. Я ж брошки тут спрячу, и все. Как и в тот раз.
Бустов некоторое время размышлял. И любые размышления подводили к одному и тому же решению.
— В общем так, Драницкий. Цацки ты мне возвращаешь, это раз. Больше мне не попадаешься — два. И иди на все четыре стороны, чтоб больше я тебя не видел.