На химфаке было интересно, но сама химия интересовала его мало. Он все время отвлекался то на необычные исследования профессора Кобозева, занимавшегося проблемами термодинамики мышления, то на принцип термодинамической пары Вейника, то Короче, когда в начале второго курса объявили набор в специализированную группу математических методов в химии с усиленным преподаванием прикладной математики и компьютеров, он не раздумывал. Это закончилось дипломом по компьютерным расчетам электронной плотности молекул на основе спектров ядерного магнитного резонанса. Как эти молекулы синтезировать, его уже не интересовало.
Диплом совпал с бурными событиями в личной жизни, что привело к тому, что результат диплома он получил буквально за неделю до защиты. Уходя на защиту, он слышал, как его руководитель диплома звонил в учебную часть и осторожно интересовался, можно ли за диплом поставить «двойку». Вернулся в лабораторию он с «пятеркой», но когда он заговорил об аспирантуре, шеф осторожно потрогал пиджак с левой стороны груди и вежливо, но решительно отказал.
На распределении его приглядела представитель министерства обороны и предложила ему прекрасный вариант в лабораторию на Красногорском оптико-механическом заводе. Почти Москва с хорошей перспективой на заведование лабораторией, поскольку прежний руководитель собирался на пенсию. Но в ходе беседы с симпатичной представительницей заказчика в ближайшем ресторане прозвучало не менее соблазнительное предложение альфонсиады, после чего он предложил поменяться направлениями сокурснику, который горевал от того, что его отправляли на завод в Херсон. В голове быстро промелькнули море, Челкаш, рваная тельняшка, вольный ветер и он оказался в Херсоне.
Херсон! Как много в этом звуке
Естественно, он отчаянно рвался в Москву. Через полгода ему позвонил приятель и сказал, что у его шефа есть целевое место в аспирантуру Института кристаллографии АН СССР по тематике, близкой к его диплому. Он загорелся. Прилетел в командировку в Москву, где в «ленинке» скопировал тридцать американских статей по теме вступительного реферата, и с энтузиазмом засел за реферат. Но В одной из статей авторы высказались, что если бы можно было построить спектрометр на гамма-лучах, электронную плотность, которую сейчас приходится считать по сумасшедшим алгоритмам квантовой физики, можно было бы просто фотографировать, как девушек на пляже. Сначала он подумал пижоны. Для такого спектрометра потребуется зеркало, отражающее гамма-лучи, а сейчас в природе нет таких материалов. А потом задумался. Сейчас нет, но если наука поставит такую задачу, то она будет решена. И вся его предстоящая научная работа превратится в интеллектуальный шлак, пепел. Стало обидно. Помучавшись неделю, он позвонил шефу в Москву и вежливо отказался от аспирантуры. Приятель был просто ошарашен сначала самим отказом, а когда узнал о причинах, потерял дар речи. Да он и сам переживал не меньше, поскольку понимал, что только что собственными руками угробил перспективу научной работы в академическом институте в Москве
Через четыре года, прорвавшись через два министерства, он добился направления в аспирантуру Московского института управления. Да-да, именно управления. Работа в отделе АСУП и мастером в цехе окончательно убедили его в том, что заниматься в жизни надо проблемами самой жизни, а не поисками ее источника. Немалую роль в его выборе сыграл Гена. Гена закончил матфак Воронежского университета и разбирался в основах кибернетики профессионально, как математик. Кроме того, он открыл для него Тейяр де Шардена, Германа Гессе и много кого и чего еще. Они иногда ночи напролет бродили от его общежития до общежития Гены, перебивая друг друга и взахлеб рассуждая об универсальных законах управления организациями и принципах мироустройства. Весь мир под звездным небом принадлежал им. Так они вместе и поступили в аспирантуру Московского института управления они случайно услышали о нем по радио, и им просто понравилось название института. Кафедры выбрали со стенда в фойе института. Ему понравилось название кафедры теории управления, а Гене организации управления в машиностроении. Сейчас, через сорок лет, вспоминая тех двух дурачков в фойе института, я искренне завидую им
Промотаем пленку на сорок лет вперед. Он профессор престижного московского университета (кстати, он так и не привык к тому, что теперь каждое высшее учебное заведение в Москве именует себя «московским университетом»). И он никак не может смириться с тем, что профессор университета превратился в оператора учебного процесса. Поскольку из университетов практически исчезли ассистенты и старшие преподаватели вследствие мизерных зарплат, их функции плавно перетекли сначала к доцентам, а затем и к профессорам. Ежегодное увеличение нагрузки на десять процентов довольно скоро привело к удвоению нагрузки. Профессор стал вести занятия по четыре-пять, а иногда и шесть дней в неделю. Авторитет профессора не просто упал, а рухнул вследствие нового правила «мы работаем на территории студента». А сам профессор превратился в глазах студента не то в официанта, не то в досадную помеху спокойно покопаться в интернете. Система оценок теперь позволяет студенту совсем не ходить на занятия, а потом, на экзамене, тщательно проверять, не задал ли профессор ему вопрос, который не указан в тексте рабочей программы. И тогда бинго! апелляция, комиссии и прочая и прочая Проректоры и деканы доброжелательно советуют профессуре не ввязываться в конфликты со студентами.