Последним членом их пятерки был Петька Соняшин единственный из троих переболевших, чья влюбленность в Киру за последние двадцать лет не претерпела никаких изменений. После окончания музыкального училища и соответствующего факультета в пединституте он самозабвенно искал таланты, преподавая в обычной детской музыкальной школе и нисколько не сомневаясь, что когда-нибудь ему страшно повезет отыскать гения.
В последние годы встречи пятерки были довольно редкими, и чаще всего их инициатором была, как ни странно, Кира. Остальные кроме Петьки, конечно, который просто безмятежно радовался каждой встрече с ней, воспринимали это как должное: видимо, полагали, что таким образом Кира тешит свое чувство острой музыкальной неполноценности.
Вот и к сегодняшней встрече Кира готовила друзей весь последний месяц, заранее обозначив режиссеру, чтобы он даже в кошмарном сне не мог помыслить занять ее в этот день на съемках. И надо же, как пригодилось! Или они специально подгадали свой розыгрыш под сегодняшний симпозиум, чтобы иметь возможность насладиться произведенным эффектом?
Наконец-то заверещал домофон, и Кира, уменьшив огонь под казанком с ее фирменным пловом, метнулась к двери.
Открывай, сова, медведь пришел, донеслось из белой коробочки.
Кира специально отказалась от участия в затее местных коммунальщиков оснастить все домофоны подъезда видеосвязью: ей хотелось сохранить за собой возможность избавить себя от вида лиц гостей в тех (нередких, кстати сказать) случаях, когда в домофон звонили ее фанаты. Ее фанатское сообщество частично состояло из гормонально одержимых мужиков разного возраста и разной степени психического нездоровья, поэтому она отнюдь не горела желанием их лицезреть. Своих-то она прекрасно узнавала и по голосу: сейчас сову выкликал, ясное дело, Давид с его гортанным басом.
Три минуты, потребовавшиеся ее гостям, чтобы добраться до двери в квартиру, Кира использовала для того, чтобы придать лицу максимально незаинтересованный (да что там совсем даже спокойный!) вид: не хотелось с порога начинать тешить самолюбие шутников эффектом их розыгрыша. Пусть сами ищут на ее лице признаки восторга, смятения, страха или что там еще они запланировали. Ни черта они не найдут актриса она, в конце концов, или зачем?! И неплохая (чего зря скромничать) актриса. И разговор неплохая актриса намерена начать не раньше, чем за чаем, и пусть все хоть лопнут от любопытства.
Кирина готовка неизменно пользовалась успехом в компании, и народ первым делом рванул к столу. Собственно говоря, заставить их всех собраться в одно время в одном месте чаще всего удавалось за счет именно этой наживки. И то сказать, жизнь каждого из них была крайне далека от вкусной домашней еды. Давид, путешествуя по не самым гастрономически значимым точкам мирового музыкального пространства, питался, конечно, не в вокзальных забегаловках, но точно и не в мишленовских ресторанах. Воронихины почитали себя сугубо творческим семейством, и мелкие бытовые радости не входили в круг их жизненных интересов. После того, как однажды Томка попыталась накормить Киру яичницей, пожаренной утром и разогретой вечером в духовке, Кира прониклась острым сочувствием к Алексею. По ее подозрениям, он-то как раз был бы не против тех самых бытовых радостей, но для их получения ему пришлось бы обнаружить перед женой столь низменные пристрастия и тем самым слегка повредить свой собственный возвышенный образ. А про Петьку и говорить нечего: его родители оба разом погибли в автокатастрофе лет десять назад, а жениться он, мучимый постоянным присутствием Киры в его жизни, так и не удосужился. Посему приходилось ему перебиваться в основном гамбургерами и пиццей, что без труда читалось по его фигуре, мягко волновавшейся при каждом движении.
Нет, вы только подумайте! Это еще вопрос, кто тут актер Молчат, как непричастные, никто не проговаривается. А глаза у всех такие честные-честные! Ладно, черт с вами, подождем. Не может же быть, чтобы им так и не стало интересно, что у них получилось!
И Кира, уютно подперев щеку ладошкой и то и дело озаряясь бесхитростно-милой улыбкой, слушала бесконечные рассказы гостей об их музыкантских делах. Ее давно уже раздражало (хотя пока еще не до крайности), что почти никогда никто из них не спрашивал, как обстоят дела у нее. Нет, они, как воспитанные люди, слушали, если она сама начинала рассказывать о каких-нибудь хохмах на съемках (и даже не без некоторого любопытства слушали), но сами никогда и ни о чем не спрашивали. Петька тот, наверное, спросил бы, но он то ли стеснялся своей непреходящей влюбленности, то ли боялся отличиться от всей прочей стаи.