Зачем, зачем я тудатак рвался?! Чего я ждал от дурацкого ужина? -- поснимать во всяком случае и не мечтая -- карьеры какой-нибудь особенной, допуска, заграничной командировки? -- Ынаш собственный фотокорреспондент из Лондонаы? надеждали -- вечная идиотическая надежда, что не так уж и глупы, не так ретроградны, не так равнодушны самые высокие наши начальники, -- надеждали этазавибрировалаво мне: стать главным советчиком, первым визирем, спасителем отечества? любопытство ли к жизни, более таинственной, нежели жизнь египетских фараонов, одолело? разгорелась ли моисеевастрасть, не довольствуясь скрижалями, рукою дотянуться, дотронуться до главного, может быть, человекаЗемного Шара(в сущности -- Бога) -- страсть, выгнавшая пот из ладони назеленую пластмассу телефонной трубки? -не знаю, не назову, не берусь назвать точную причину, был как в бреду и рвался наужин с бредовою же энергией и, покане уговорил Дашу насчет себя (чтобы взяла) и насчет Ксении и Мышкина(чтобы не брать) -- не успокоился.
Дашенька, хоть и самакапельку обезумела, была, пожалуй, все же нормальнее нас, только помолоделаи буквально светилась, и походкаее сделалась упругаи легка. Всю энергию Дашабросиланадобывание туалета, в котором прилично пойти наужин к дяде Нолику и показать, что онане хуже их, что она -- достойна. Разумеется, вариант ЫБерезкиы устроить Дашеньку не мог: всякое платье, носящее отпечаток индивидуальности, завозится ЫВнешпосылторгомы не менее чем в тысячном количестве, и занеделю раскупается, после чего в кругу тех, кто одевается в ЫБерезкеы, становится чем-то вроде униформы. Понятно, ни дядя Нолик, ни Валькав этот круг не входят, но уж больно паскуден стал этот круг сам по себе к нынешнему времени: мелкая фарца, продавщицы и парикмахерши, мясники и гинекологи, восточные мальчики неопределенного родазанятий, люди искусстваиз тех, кого не пускают забугор, толстые усатые армянки, провинциалы, поработавшие три-четыре годагде-нибудь в Монголии и тому подобная шушера, и я, в общем-то, понимал, что Дашеньке претит принадлежать к подобному кругу, во всяком случае, выказывать эту принадлежность в той, другой, жизни, в которую так долго и сильно мечталось попасть. Ах, как дымился телефон, ах, как дрожал над ним воздух, когдаДашенька, забросив уроки, обзванивалаМоскву в поисках чего-нибудь подходящего, и какой это был восторг, какая победа, когда, наконец, напаланаштучное вечернее платье фирмы ЫChanelы, соответствующего вроде бы размераи баснословно дорогое: около куска.
Дашеньку, естественно, ценане остановила, напротив даже -- порадовала, но обычно бывающая при деньгах, в последнее время Дашенькасильно поистратилась -поменяламашину -- и раздобыть буквально засутки нужную тысячу вдруг оказалось проблемою: поссорившись с отцом, к нему обращаться Дашенькане желала, с клиентурою отношения были совсем не те, чтобы просить в долг, единственная же подругаЮнаМодестовнакак специально укатиланадве недели по частному приглашению куда-то, кажется, в Чехословакию. Я, конечно, теоретически мог сдать свой ЫNiconы, который у меня давненько и упорно пасли, но аппаратуру я считал неприкосновенною, тем более, что дашенькинаchanel все же быланамой взгляд блажью и можно было придумать, в чем пойти наужин и кроме нее, хоть бы и в экстравагантном платье концавосемнадцатого века. Однако, изо всех сил примазываясь к любовнице, я не смел показать себя безучастным, и вот -- набеду -- вспомнил, что у Дашеньки лежат в столе какие-то березочные чеки.