Это был рослый крепкий мужчина лет пятидесяти, всегда улыбчивый, но со злыми, будто обжигающими глазами.
Иремашвили сотрудничал со всеми фирмами Застенкер (которые она открывала и закрывала довольно часто) уже более пятнадцати лет, никогда не нарушал договоренностей, всегда был лоялен к «забывчивой» Музе Мордехаевне и терпеливо, хотя слегка и ворча, ждал, когда она отдаст накопившиеся миллионные долги его фирме.
В последнее время, правда, Тимур начал брыкаться, говорить, что ему не на что закупать сырье, на что Муза Застенкер, сильно сопя и колыхаясь всем корпусом, смотрела на него недобрым тусклым взглядом, надувала и без того очень толстые от природы (а не от волшебства ботекса!) губы, и говорила тихим голосом: «Тимур, я отдам долг, но надо немного подождать Иначе я буду вынуждена поменять поставщика»
И Тимур всегда ждал И вот теперь Тимур был мертв
Не веря столь кошмарной новости, Модест Полуэктович, протиснулся сквозь небольшую толпу сотрудников, продолжавших шептаться, дрожащей рукой приложил магнитный ключ к двери офиса и открыл дверь своего кабинета.
Кабинет был полон людей полицейские в форме и в штатском (следственная бригада, как правильно решил Хвостов), врачи скорой
На большом кожаном диване полусидел-полулежал Тимур Иремашвили Рот его был приоткрыт, а в уголке его рта виднелась белая пена Глаза Тимура, теперь уже не злые, а равнодушные ко всему происходящему вокруг, смотрели куда-то перед собой, наводя на Модеста Полуэктовича ужас.
Вокруг дивана суетился человек в перчатках и с кисточкой в руках, изредка делая какие-то пометки в блокноте
«Божечки мои», скороговоркой прошелестел Хвостов и под внимательными взглядами присутствовавших буквально рухнул в свое кресло.
«Вы, я так понимаю, Модест Полуэктович Хвостов? обратился к Хвостову невысокий крепкий мужчина, шатен лет сорока пяти, в бежевом свитере и потертых джинсах. А я следователь прокуратуры Рыскинг Петр Петрович».
«Да», эхом отозвался Хвостов.
«Что можете сказать о происшедшем?» поинтересовался следователь, сверля Хвостова пытливым взглядом.
«Кошмар, что тут говорить, вяло начал Модест Полуэктович А как это произошло?»
«Ну, как раз именно в этом, как вы правильно выразились, «кошмаре» я и должен разобраться, отрезал Рыскинг, и очень надеюсь, что разберусь, получив активное содействие и помощь всех сотрудников вашей фирмы, в том числе и вашу».
«Так чем же я могу вам помочь? в недоумении пробормотал Хвостов. Я только пришел на работу»
«Почему так поздно?» грозно сдвинул брови следователь.
«Что значит поздно? возмутился Модест Полуэктович. Я все-таки директор»
«Я вот узнал, Модест Полуэктович, вкрадчиво продолжил следователь, что у вас в семье несколько машин, не удивляйтесь, в век глобальной компьютеризации это дело пяти минут, поэтому у меня было достаточно времени кое-что разузнать, пока вы добирались до офиса. Так почему вы, имея столько автомобилей, ездите на метро?» и Рыскинг прищурился.
«Потому что мне так удобно», начал злиться Хвостов.
Следователь затронул больную струну. Модест Полуэктович Хвостов, будучи многодетным папашей, имел льготный проезд в общественном транспорте, и это ему, как невероятно экономному человеку, очень согревало душу.
Кроме того, Хвостову было действительно очень удобно, бросив машину у метро в районе, где он проживал, пересесть на метрополитен абсолютно бесплатно(!), неспешно почитать какую-нибудь интересную книгу, спокойно выйти из метро, с удовольствием рубануть по пути в офис пивка и, наконец, добраться до работы.
«Что значит, вам так удобно?» настаивал Рыскинг.
«Послушайте, продолжал взвинчивать себя Хвостов, какое кому дело, на чем я добираюсь до работы? Это мое личное дело. Да хоть на метле! И никакого отношения к происшедшему здесь это не имеет».
«Это мы разберемся, разберемся, уверенно произнес следователь, странно, что вас этот простой вопрос так завел. Но, давайте к делу, уже более мирно продолжил он, что можете сказать о трупе то есть о Тимуре Иремашвили?»
«Ну, это наш давний поставщик, начал приходить в себя после вспышки гнева Хвостов. Он всегда очень к нам хорошо относился»
«А почему же он к вам так хорошо относился, передразнил его Рыскинг, если вы ему были должны до черта денег?»