Игорь блаженствует. Бывают минуты, когда он горд фамильной колоритностью.
Запах ссоры тем не менее витает в воздухе постоянно. Мне не стоит отлучаться во время этих визитов: мое присутствие смягчает взаимную досаду, длиннющими перепутанными корнями уходящую в детские годы двух плешивых братьев. Но Эрик чтит узы крови только они еще связывают его с погрязшим в ничтожестве родом людским. Хотя и эта слабая связь его, похоже, тяготит:
Может, оно лучше, что у тебя детей нет. Сказать тебе, что такое родительские чувства? Это когда все время хочется убить, а нельзя.
Процветает фирма богатого родича или дышит на ладан, нам не понять. Насколько вызрело в бурном Эрике желание предпринять наш отстрел, уразуметь тоже не просто. Его бесит, как мы живем без гроша, без надежды разбогатеть, без отчаяния, что мы такие лохи. А сам чувствует: все так, да не так, и мы, чего доброго, в этом говенном мире ловко устроились, завидно даже, хотя чему тут, мать-перемать, завидовать? Замешательство выражается выпучиванием чудесных печальных глаз и громовыми раскатами сквернословия. Мы их пережидаем спокойно, как грозу за окном. Будет ли машина вот в чем вопрос.
***Легко сказать ничего не вычеркивать! Он же здесь ни к селу ни к городу, живописный американский брат, чем-то милый моему сердцу. Нет ему дела в моем повествовании. Мелькнул, сейчас исчезнет и уж больше не появится. Года три не видались. Фирма прогорела при дефолте, бедняга Билл во цвете собачьих лет сдох (не от обжорства ли?) приезжать стало незачем и не о ком рассказывать. В осадке смутное ощущение вины, хотя мы ничем Эрика не обидели, это, напротив, он ни с того ни с сего орал и бранился. Но зато какое волшебное платье он мне подарил! Довольно простого вроде бы покроя, шерстяное, темно-синее. Незабываемое. В нем я, всю жизнь слегка смахивающая на кикимору, могла бы смело претендовать на британский престол. Талантлив, чертяка!
На полке забытая (если когда-нибудь заедет, вернем) кипа диковинных фотографий то рожа крутого кинематографического негодяя, то физиономия добрейшего из смертных, какого днем с огнем не сыщешь. На этих портретах вопреки очевидности лица одного и того же персонажа. Ах, Эрик! Обаятелен, как три Винни Пуха, но эти медведи, похоже, не в ладу друг с другом.
***Кстати, о колоритности: в свое время Эрик громогласно планировал «кокнуть на хрен» или как минимум избить не знакомую ему Августу Леонидовну Филиппову, специалистку по французскому языку и театру, за то, что, трам-тарарам, старая шлюха в свои пятьдесят уводит от семьи этого двадцатитрехлетнего дурня Гаврилу. Семья состояла из матери и сестры, столь кипучих, что вдвоем они стоили многолюдного клана. Беспомощным женщинам полагалась мужская поддержка. Эрик, в силу нестабильности нрава и многосложных амурных перипетий не склонный обеспечивать ее сам, тем ревностнее пекся о том, чтобы не дать младшему брату уклониться от стези долга. Гаврила хоть и понимал, что угрозы пустые, едва их заслышав, пошел на разрыв. Не разговаривали несколько лет: примирение состоялось почитай что у самолетного трапа. Разлука предполагалась вечная старший собрался туда, откуда не возвращаются.
Никто из Симкеров так и не согласился поверить, что Августа была Гавриле не любовницей, а другом. Когда из дому уходит сын и брат, так хочется предположить вражеские козни и греховные соблазны, что угодно, лишь бы не понять, что уходящий делает сознательный выбор. Впрочем, это уже не имело значения: недотепистый, но упрямый младший успел превратиться в отрезанный ломоть, ничье влияние больше ничего не решало. Дела давно минувших Так о чем это я? Да о машине же. Пора в Кузякино.
А если за нее придется платить? Сколько, по-твоему, запросят?
Ответ на роковой вопрос всегда приходит в последнюю минуту. И оглушает: инфляция, ничего не попишешь. В конечном счете переезд, независимо от цифры, съедает примерно двухмесячный семейный доход. Бедствие усугубляется, если я, не устояв перед искушением, начинаю забредать на рынок и выискивать редкостные саженцы. Делать этого не стоит. Во-первых, чтобы тебя не обманули, подсунув, скажем, беспородный жасмин под видом сногсшибательного махрового сорта «Снежный вихрь», лучше обратиться в питомник, а это далеко ни сил добираться, ни времени. Во-вторых, на песчаной кузякинской почве капризные гибриды приживаются плохо. Деревенские утверждают даже, что те места прокляты богом: в тридцатые годы там разрушили монастырь, вот и не родит земля, вот дожди и обходят деревню стороной. В-третьих.., об этом после.