И вдруг ему показалось, что он что-то напутал: его свечи не было. Вернее, на том самом месте стояла другая свеча, и она горела, успев уменьшиться уже почти на треть. Он поискал глазами: массивный шандал пуст, кроме этой свечи на нем ничего не было.- Свеча, - растерялся он. - Она куда-то...Отец Леонид неторопливо подошел к иконе, перекрестился и спокойно пояснил:- Вы ошиблись, сын мой. Иных свечей тут не было. Это - ваша.- Но... я не зажигал ее...Орловский даже растерялся. На ум пришел давний рассказ, слышанный еще на втором курсе о том, что в средние века свечи натирали фосфором - для самовозгорания. Но он ведь купил эту грошовую свечку совершенно случайно...- Я не зажигал... - повторил он, чувствуя себя каким-то обманщиком.- Да, не зажигали, - все так же спокойно подтвердил священник. - Но это и не важно. Она горит.Орловский помотал головой. В мистику он не верил, а к церковным чудесам с плачущими иконами привык относиться более чем скептически.- Но как это? - не выдержал он. - Почему?- Не знаю, сын мой, - отец Леонид внимательно поглядел на икону, затем на своего собеседника. - Вижу лишь, что свеча загорелась. Вам должно быть виднее, Юрий Петрович. Это - ваша икона. Это - ваша свеча...Орловский был сбит с толку. Заговори священник о чуде или о чем-либо подобном, он был готов по привычке опровергать, спорить. Но то, что случилось, он видел своими глазами.- Но... что это должно значить, батюшка?Священник пожал плечами:- Можете считать это знаком. Или напоминанием. Может, это ответ к нашему достаточно бестолковому диспуту... Юрий Петрович, не знаю, даст ли еще Бог свидеться... Прошу вас, что бы не случилось, забудьте о ненависти. Не берите этого греха на душу. Вы устанете ненавидеть, а сил на любовь уже не будет... Прошу вас...Орловский не ответил, слова не шли на ум. Священник мгновенье помолчал, а затем широко благословил Юрия. Тот кивнул, невнятно пробормотал: "До свиданья", и уже повернулся было, чтобы уходить, но не удержался и вновь бросил взгляд на икону. Лик Георгия в неярком сверкании серебряной ризы на этот раз показался ему чужим и далеким, словно бывший младший командир римской армии на какой-то миг забыл о своем непутевом тезке...Юрий еще раз кивнул и быстро прошел через полутемный храм к выходу. Сообразив, что в кармане пиджака все еще лежит пара свечей, он поставил их к первой же попавшейся иконе, наскоро перекрестился и через секунду был уже на улице, щурясь от яркого дневного света.На душе было тяжело. Страх, гнавший его по улице с самого утра, теперь почти не ощущался, он словно спрятался, ожидая своей очереди, и вместо него в душе проснулись недовольство собой и отчаянный стыд. Орловский решил, что вел себя попросту безобразно. Он пришел в церковь, священник, почувствовав, что случайному гостю нужна помощь, обратился к нему, а он, всегда считавший себя воспитанным человеком, обрушился на отца Леонида чуть ли не с руганью! В голове пронеслись сказанные только что фразы, и Юрию стало совсем не по себе. "Погубили страну"! Смелым же он оказался в разговоре с беззащитным священником! И откуда только взялись такие выражения у него, интеллигента? "Банда", "разбойничья шайка"... О тоне, которым это все говорилось, вообще не хотелось вспоминать.Юрий с детства не любил повышать голос - равно как и то, когда голос повышали в разговоре с ним. Даже в редких беседах с Терапевтом, когда вокруг было заведомо пусто и безопасно, он был всегда сдержан и спокоен даже если пересказывал то, новое, что удавалось узнать и что заставляло порой задыхаться от ужаса и гнева. И вот, сорвался - и где, в храме! Хотелось немедленно вернуться, извиниться - извиниться по-настоящему. Нет, он не был согласен с отцом Леонидом.