Триумф и драма подводника Грищенко (документальная повесть)
Когда-то его имя не сходило со страниц газет, его дружбой гордились прозаики и поэты, а самые красивые женщины были счастливы, когда он одаривал их мимолётной улыбкой. Ему не было равных в годы войны по количеству уничтоженных вражеских кораблей, а о мастерстве, хитрости и удачливости ходили легенды. Его подчинённые становились адмиралами и пристёгивали к кителям золотые звёзды героев. Он писал книги и научные трактаты. Его ненавидели начальники, и боготворила флотская молодёжь. Он так и ушёл из жизни забытый и непонятый, не доделав ещё многого, что мог бы сделать. Но и ныне его подвиги окружены неким молчаливым табу. Всё это более чем странно, ибо он был не только лучшим из подводных асов нашей державы, но и её настоящим национальным героем
22 июня 1941 года подводный минный заградитель «Л-3», носивший одновременно ещё и более гордое название «Фрунзевец», встретил в Либаве. В те минуты, когда на западной границе ударили первые залпы Великой Отечественной, командир «Л-3» капитан 3 ранга Грищенко получил приказ о немедленном выходе в море.
К моменту начала Великой Отечественной войны Пётр Грищенко являлся уже одним из опытнейших командиров подводных лодок. За плечами бывшего мальчишки из глухой черниговской деревни уже было высшее военно-морское училище, годы службы на различных подводных лодках и военно-морская академия. Выпускников академии в то время командирами лодок не назначали. Флот стремительно рос, и высококвалифицированных кадров не хватало. Выпускники академии шли, как правило, командирами дивизионов, а то и бригад. Несмотря на все это, только Грищенко по окончании академии (причём, с отличными показателями) был назначен командиром подводной лодки, причём по собственному желанию. Столь велика была его тяга к морю и «своему» кораблю.
Едва «Л-3» начала экстренное приготовление к бою и походу, как -новое сообщение, уже о начале войны с Германией. А на выходе из аванпорта подводная лодка была внезапно атакована шестёркой пикирующих бомбардировщиков. Либавский фарватер узок и извилист, но командир «ленинца» всё же исхитрился уклониться от атак и прорваться в море.
Первоначальная задача была, на первый взгляд, несложной: нести дозор в районе маяка Стейнорт и в случае появления неприятельский кораблей атаковать их. До Либавы было недалеко, и иногда, поднимая перископ, Грищенко выдел над городом багровое зарево пожаров: гарнизон и экипажи стоявших в ремонте и взорванных кораблей из последних сил отбивали атаки наседающего врага.
Тогда произошла первая размолвка командира лодки с военкомом Бакановым. Увидев в перископ, что немцы штурмуют Лиепаю, Баканов заявил Грищенко:
Хватит нам торчать здесь без дела! Надо всплыть, подойти к берегу и вступить в бой с фашистами, стреляя из пушки!
Разумеется, можно было понять боль военкома, но предложенное им было чистым безумием. Одно семидесятимиллиметровое орудие «Фрунзевца», естественно, никак не могло повлиять на развитие ситуации в Лиепае, при этом сама лодка была бы в несколько минут неминуемо расстреляна прямой наводкой с берега, так и не успев ничего сделать. Кроме этого Грищенко имел и вполне конкретный приказ. Но убедить в своей правоте Баканова (вчерашнего матроса-моториста, закончившего лишь ускоренные политические курсы) опытному командиру с академией за плечами так и не удалось. Уже по возвращении в базу Баканов напишет донос на Грищенко, в котором обвинит его в трусости как отказавшегося от артиллерийской атаки немецких позиций на берегу. Абсурдность и надуманность этой бумаги будет столь очевидна, что её не примут всерьёз даже особисты, не говоря уже о непосредственных морских начальниках.
Всё это было так, но нервов командиру «Л-3» псевдопатриотичность его военкома потрепали изрядно.
А затем новая задача: выставить неподалеку от Мемеля минное заграждение. С этим Грищенко справился блестяще. Минная банка была скрытно поставлена как раз на наиболее оживлённом морском «перекрёстке». И результат не заставил себя ждать. Буквально через несколько дней здесь прогремели два мощных взрыва и немцы лишились двух своих груженых транспортов. Позднее, уже после войны, станут известны их названия «Эгерау» и «Хенни».
Из воспоминаний П. Д. Грищенко: «Идея комбрига Египко идти в логово врага и закупорить его меня поразила. Задача нелёгкая и исключительно важная Мы шли медленно, с каждым часом приближаясь к цели всего на две мили. В перископ, кроме зеркальной поверхности моря да надоедливых чаек, ничего не было видно. Но вот наконец и поворот на курс 90 градусов До места постановки мин ещё восемнадцать миль, но уже слышны резкие щелчки: это катера-охотники время от времени сбрасывают глубинные бомбы. Первые разрывы настораживают Ложимся на боевой курс Не успеваю дать команду «начать постановку», как раздаётся сильный взрыв. За ним второй, третий, четвёртый Многие падают на палубу. Гаснет освещение. Часть электроламп разбита. На этот раз бомбы упали рядом с «Л-3». Можно приступать к минной постановке. Глубина моря у порта всего восемнадцать метров. Боцман Настюхин волнуется, ему с трудом удаётся удержать глубину двенадцать метров.