Зима
Распотешилась колкая вьюга,
За порогом не видно ни зги.
Бьётся белая замять недуга
В неводах леденящей тоски.
Наглотавшись за день непогоды,
Стала тише усталая грусть
Истрепали земные невзгоды,
Засугробили хворями Русь.
Матереет зима-потаскуха,
Нахлобучив парадный зипун,
Шепелявит за окнами глухо
Надоедливый ветер-баюн.
Не уснуть. Дотяну до рассвета
Воспалённую память мою.
Ничего, что душа не согрета.
Ничего, что давно не пою.
Не судите меня очень строго,
Что любил прокатить с ветерком
Скоро кончится жизни дорога
Вон за тем ледяным бугорком.
Конец зимы
Зима взбесилась на исходе,
Туманом утро налито́,
Но я одет по новой моде,
В демисезонное пальто.
Ведётся счёт весёлым мартом
Морозных сорок сороков,
А я с мальчишеским азартом
Кормлю с ладони голубков.
Мне нипочём кромешный холод,
Слетает в душу благодать,
И бьётся сердце, словно молот,
Весну пытаясь подковать.
Гурген Баренц
Гурген Баренц (Гурген Сергеевич Карапетян) род. в 1952 г. в Ереване.
«Этот год был без «бабьего лета»
Этот год был без «бабьего лета»:
Сразу осень, дожди, холода.
Ветер ринулся вниз с парапета
И грозится порвать провода.
Где ты прячешь сокровища, осень?
Ты, я знаю, богаче, чем Крез.
Вместо золота жалкая проседь.
Ты на краски скупа позарез.
В серых днях никакого просвета.
Воскресенье совсем как среда.
Этот год был без «бабьего лета»:
Сразу осень, дожди, холода.
«Когда призовешь меня, Господи»
Когда призовешь меня, Господи,
Преврати меня в сахар прошу Тебя,
И раствори меня в небе:
Пусть ему станет сладко.
А потом я прольюсь на землю
Не манной небесною, нет!
Обычным дождем или снегом.
Пусть земле станет сладко.
«Когда-то давно это было »
Когда-то давно это было
Я любил твою юность.
Твою весну, твоё утро.
Ах, как много в тебе было жизни!
Жизнь плескалась в тебе, словно море.
А потом я любил твоё лето.
В нём таинственность, мягкость,
Размеренность звёздных ночей.
В нём кричали сверчки,
В нём журчали ручьи, пели птицы.
А теперь я люблю твою осень.
В ней склонились к земле
Золотые колосья пшеницы.
Кожа гранатов потрескалась,
Пряча рубины.
Есть ещё и зима,
В ней холодные, длинные ночи.
Завывание ветра,
Промозглые, мрачные дни,
Белый саван, зажжённые свечи
Есть ещё и зима,
Но о ней мне не хочется думать.
Есть ещё и зима,
Но она далеко, далеко
«Сверчки дают последние концерты»
Сверчки дают последние концерты,
Не за горой дожди и холода
Возьму билет, усядусь в самом центре:
Начнем. Я весь вниманье, господа.
«Всё чаще в снах ко мне приходит мама»
Всё чаще в снах ко мне приходит мама.
Грустит, что я стал старше, поседел,
Что столько долгих лет она не с нами,
А здесь осталось столько важных дел.
Я говорю ей: скоро, очень скоро,
Я сам приду в твой непонятный мир.
А есть ли там леса, озёра, горы?
Растут ли там крапива и аир?
Она молчит, а взгляд такой печальный!
Такому взгляду не нужны слова.
В халате белом словно в платье бальном
Идёт по лугу, а вокруг трава.
Мне шлёт сигналы мир потусторонний,
Но я ещё немного поживу.
Сирены смерти карканьем вороньим
Зовут меня во сне и наяву.
Всё чаще в снах ко мне приходит мама,
И от неё исходит лунный свет.
А в небе, как в трёхмерной голограмме,
Рождается спасительный рассвет.
«Всё сделано. Всё сказано. Осталось»
Всё сделано. Всё сказано. Осталось
Достойно встать, откланяться, уйти.
Земная жизнь всегда такая малость:
Я сбиться толком не успел с пути.
Смотрел на жизнь откуда-то из зала.
Светло на сцене, но меня там нет.
Я жил на свете или показалось?
Куда меня зовёт слепящий свет?
Всё сделано. Финита клоунада.
Ах, этот свет! Как сладко он зовёт!
Пойду на зов в нём есть своя услада,
Отдохновенье от сумбура лет.
Всё сказано. Слова уже устали.
В столетьях совершенней мир не стал.
Добро и зло меняются местами
И мирно делят общий пьедестал.
Всё сделано. Всё сказано. Осталось
Достойно встать, откланяться, уйти.
Земная жизнь всегда такая малость:
Я сбиться толком не успел с пути.