Посмотрим, как все сложится, заметил он, встретив Джо в аэропорту Киншасы, тетя Марта говорит, что осенью в СССР летит еще одна миссия, Джо понимал, что, не доверяя ему до конца, кузен не будет распространяться о деталях плана, если у них все пройдет удачно, то, может быть, наше участие и не понадобится, Джо залпом допил виски:
Я хочу, чтобы Маргарита опять была рядом со мной, подумал он, мне все равно, что с ней случилось в России, Джо, впрочем, подозревал, что русские сдувают с девушки пылинки, я хочу, чтобы она вернулась. С ней рядом я становлюсь лучше, только с ней одной, он считал, что Маргарита не пойдет на предательство:
Однако ее отец работает на СССР, Джо потер лицо руками, а Маргарита всегда считала его героем. Зря, конечно, однако кто знал, что все так сложится, Иосиф тоже собирался лететь с ними:
Я пробыл достаточно в стране и разбираюсь, что к чему, заметил майор Кардозо, и не закатывай глаза, Виллем. Я профессионал, и знаю, о чем говорю. Но Шмуэль никуда не поедет, разумеется. Пусть он дает мне уроки русского языка по переписке и сидит в своей епархии, Джо поболтал бутылку:
Почти на дне. Хорошо, что Пьер не пьет, пришло ему в голову, он выпил со мной бокал, когда мы вернулись из госпиталя и пошел спать, голубые глаза брата были заплаканы. Джо понимал, что юноша еще не верит в случившееся:
Не в смерть мамы, он вылил в стакан остатки виски, а в то, что она убила семью мадемуазель Магдалены, Джо не виделся с девушкой, но не сомневался, что она и не захочет встречаться ни с ним, ни с Пьером:
Но, кажется, она нравилась Пьеру, Джо прислушался, я видел по его глазам, что он тоскует, в коридоре раздавался какой-то шум:
Там все прибрали, Джо поднялся, пошатываясь, сюда приходил мерзавец фон Рабе, но где теперь его искать, тетя Марта коротко сказала:
С смертью вашей матери ушел последний свидетель, могущий его опознать, Джо не собирался расспрашивать о подробностях случившегося на войне, теперь его пластические операции окончательно достигли результата, кровь и осколки разбитого бюста исчезли из вестибюля:
Тетя Марта и месье Ламбер обо всем позаботились, Джо распахнул окно кухни, надо проветрить, я здесь накурил, в темном коридоре он увидел знакомую фигуру брата.
Пьер стоял у телефона, водруженного на мозаичный столик прошлого века. Прошагав вперед, Джо бесцеремонно отобрал у него трубку:
время работы с девяти утра до часу дня, сказал механический женский голос, по вопросам возвращения в гражданство СССР обращайтесь к консулу, время приема, Джо швырнул трубку на рычаг:
Совсем с ума сошел, он развернул брата за плечи в сторону его комнаты, отправляйся спать и не предпринимай никаких демаршей, Пьер попытался высвободиться:
Русские мне поверят, пусть я и формально не коммунист, он встряхнул всклокоченной головой, ты не понимаешь, Джо, старший брат грубо сказал:
Все я отлично понимаю. Ты хочешь сбежать, но сбежать легче всего, он упер палец себе в грудь, посмотри хотя бы на меня, Джо подвигал челюстями:
Русские тебя съедят и не подавятся, мой милый, Джо помолчал, оставайся на месте и делай свою работу, инспектор де Лу, дверь хлопнула.
Пьер с размаха кинулся на разоренный диван:
Здесь я ей обещал сварить глинтвейн зимой и показать кино о Бонде. Здесь я хотел ее поцеловать, он застонал, здесь сказал, что нашего поколения война не коснулась
Пьера пока ни разу ни ранили, однако он чувствовал себя так, словно пуля засела у него в груди:
Словно в меня стрелял фон Рабе, а не в папу, в Мадриде, тридцать лет назад, он пошарил под диваном, словно у меня шрам на сердце
Водка обожгла губы. Он жадно пил спиртное, словно воду. Транзистор, брошенный на пол, зашуршал:
В последнее воскресенье июля, сказал диктор, для вас поют битлы. Послушайте историю одной любви, голос Пола был грустным:
Is there anybody going to listen to my story
All about the girl who came to stay?
Shes the kind of girl
You want so much it make you sorry
Still you dont regret a single day
Пустая бутылка покатилась в угол комнаты. Уткнув лицо в подушку, юноша зарыдал.
Пролог Вена, август 1968
Зрители теснились на облупившихся золоченых балконах Театра в Йозефштадте. Большую люстру под потолком погасили. Работали только тусклые светильники на обтянутых красным бархатом стенах. Зал и сцену Аарону показывал директор, герр Штосс: