Адму говорила неспешно, важно и твёрдо. Слова её звучали, воскрешая в памяти слушателей бранную силу предков. Замолчав, она сделала уверенный шаг, отступив на место, где была до произнесения речи.
Жрец обвёл взглядом собрание, явно чего-то ожидая. Пятеро мужей в разных частях круга совета пятисот подняли руки. Золотой олень указал на каждого из них, но заговорил только один высокого роста хмуроватый, жилистый воин лет тридцати, с широкими плечами и ярко-рыжими волосами. Под стать плечам и лицо словно кирка, с властным квадратным подбородком. Глубоко посаженные карие глаза впились в Адму.
Раман имя моё
Рыжеволосый мог и не называться, не только совет, но и прочие круги одобрительно загудели. Полакка насторожился. Руки сжались в кулаки.
Адму почтенная, хорош твой план, что ближний, что дальний. Согласен с тобой Муж приложил правую руку к груди, словно клянясь в верности. Да только изволь не согласиться с тобой кое в чём, моя почтенная Раман сделал шаг вперёд, покинув своё место в круге совета. Уж больно рискованно то путешествие, в одиночку, да по землям таёжных, аж до неблизкой долины! Храбрости тебе не занимать, но ведь не только о тебе одной речь тут идёт
Раман замолчал, ожидая разрешения жреца продолжать речь. Получив, обернулся к совету лицом.
А что, скажите мне, выпадет храброй Адму и дочери вождя Таргетая, попадись они ненароком к друзьям таёжным? Раман говорил спокойно. Провёл ладонью по аккуратной бородке. На всё, конечно же, воля Богов, но ведь и у нас должно быть разумение перед деянием отважным.
Раман выставил вперёд открытые ладони. Тот жест означал вопрос к совету. Круги знати молчали, ожидая продолжения.
Может быть, храбрейшую Адму, жену Таргетая, и дочь его драгоценную попридержим в сохранности за бранными валами? А отправим в долину только посла важного? Скажем меня?
Предложение неожиданно вызвало добродушный смех. Сначала робкий, а затем и громкий. Смех перекинулся на круги и превратился в оглушающие раскаты. Рыжеволосый не ожидал такой реакции. Удивлённо оглядел смеющихся. Никто не отвёл взгляда. Сквозь смех раздался выкрик из рядов совета:
Нет, народ, ну ты только погляди! Всю славу да себе, родному, Раман удумал прибрать! А мы тут олухами рассиживайся, пока он при подвигах щеголяет?
Выкрик породил ещё один раскат хохота. Раман густо покраснел. Жрец едва заметно улыбнулся, прерывать веселье не стал. Отсмеялись и совет пятисот продолжился. Вставшие было мужи сели ещё по первому раскату хохота. Речь старшего тысячного командира Рамана была, как видно, и про их невысказанные думы.
Совет пятисот Верховный жрец принял до крайности суровый вид. Сложим мнения? Так понимаю, храбрый помысел почтенной Адму надобно поддержать. Вопрос лишь в том, поедет она или поедет кто-то за неё. Кто за Адму?
Совет пятисот, включая верховного жреца, поднял правые руки.
Решено! Посох с золотым оленем стукнул с силой по земле. Одну только Адму почтенную отправим или дадим ей сопровождение?
Верховный жрец северных, задавая вопрос, выставил ладонь правой руки, прося слова. Совет зашумел.
Разумение моё такое. Если отправим значительный отряд всадников сотни три или пять не только привлечём к нашей Адму ненужное внимание, но и загубим тайное дело
Согласные выкрики перекрыли речь жреца.
Раскроем замысел!
Войну сразу начнут таёжные!
Адму храбрая и её отряд сгинут понапрасну!
Глупо с отрядом всадников через таёжных в долину идти!
Жрец не обиделся на то, что его прервали. Дождавшись тишины, продолжил:
Что ж, на то и совет, чтобы совокупно думу держать. Так скольких сопровождающих почтенной Адму дадим? Одного? Тогда он сойдёт за брата. Троих? Тогда за меной торговцы держат путь.
На последнее предложение руки взметнулись вверх. Суровость сошла с лица оратора. Верховный жрец спросил насмешливо:
А как будем, достопочтенные, выбирать тех трёх счастливцев? Жребием? Или по внешнему подобию какому?
Повисла тишина. Всё ещё стоящий Раман заговорил:
Дозвольте Никто из таёжных не должен знать тех троих. Кто был при замирении с Таргетаем-вождём, не могут последовать с почтенной Адму в поход в долину.
Произнеся последние слова эффектно устрашающим тоном и с суровой маской на лице, он так привлекательно разукрасил и без того уже соблазнительно-рискованный замысел, что глаза ярко загорелись не только у совета пятисот в кругах знати и худых началось шумное брожение. Поучаствовать в рискованном походе, сулящем всеобщее уважение, захотелось очень многим. Рыжеволосый, осознав промашку, вновь залился краской лицо его стало под цвет огненных волос.