Наташа, обняв маму, завыла в голос. Подбежал проснувшийся Колька, увидев, как плачут мать с сестрой, стал всхлипывать, вытирая ладошками, катящиеся по щекам капельки слезинок.
Старик очнулся в потемках. Долго лежал в темноте с открытыми глазами, восстанавливая в памяти события вчерашнего дня. После удара в голову, прикладом винтовки, в памяти был провал. Он пошевелил руками, подвигал ступнями ног. Провел рукой по лицу, пощупал голову, под ладонью ощутил повязку. Пальцы наткнулись на плотные пятна засохшую, проступившую сквозь ткань кровь.
Вот курва, в тишине ругнулся старик, малость в висок не заехал.
Пошарил руками вокруг, в надежде найти, на что можно опереться, чтобы встать. Загремело, падая ведро. Сразу же за занавеской, разделяющей комнату, зажгли лампу.
Тихо, Никифор, тихо, отодвинув занавеску, прикрывая стекло лампы рукой, появилась перед ним женщина. В колеблющем свете он увидел Татьяну, родную сестру, умершей жены, чей дом стоял рядом с его собственным домом. Их дома разделяли несколько метров, да полоса густо разросшихся плодовых кустарников на них.
Татьяна, а как я у тебя оказался? спросил старик.
Так решили мы тебя ко мне под пригляд. Люди помогли, принесли. Чтоб ты сейчас один то делал? ответила Татьяна, ставя лампу на табуретку, присаживаясь на краешек койки.
Сильно меня, ворог-то шибанул?
Повезло тебе. Ружье-то по лбу скользнуло, кожу только содрало. Со всей силы ведь бил, убить ведь мог. Молодой, силы некуда девать.
Повезло Татьяна, везучий я выходит. Сколько раз убивали, а я все живу. Бережет меня ангел хранитель мой, невесело усмехнулся старик, вспоминая
15
Первый раз, его попытался убить, японский солдат, в атаке на деревню Сандепу. Он бежал ему навстречу, держа у пояса винтовку, с примкнутым широким ножевым штыком. Видно опытным солдатом был японец.
Отбив его винтовку в сторону он сделал выпад. Спасло его чудо враг поскользнулся на промерзшей бесснежной земле, и его длинный штык, способный проткнуть насквозь, лишь скользнул по ребру, пропоров бок. Падая, он каким-то невероятным усилием сумел дотянуться до лежащего японца, игольчатым штыком «мосинки». Они так и лежали рядышком, смотря друг на друга. Навсегда ему врезались в память медленно, затягивающие смертельной пленкой, потухающие глаза умирающего японца. Когда русский полк, отхлынув назад в результате безуспешной атаки на маньчжурскую деревню, его промерзшего насквозь в обледенелой, заскорузлой от крови шинели, подобрали однополчане, он уже был готов к расставанию с жизнью.
В госпитале, по завязку набитому ранеными, ему наскоро заштопали бок, дали недельку отлежаться, и отправили назад в полк, велев присматривать за раной и ходить на перевязку в полковой лазарет.
Второй раз на его жизнь посягали уже немцы, когда он, уже младший унтер офицер, кавалер солдатского «Георгия», вырывался со своей частью из окружения под Вильно. Он, почувствовал удар в спину, даже не успел упасть. И опять его спасли, вынесли из-под шквального огня, укрепленных позиций германцев, его боевые товарищи.
Везло ему несказанно. То ли повезло на товарищей, то ли просто истово молились за него, оставшиеся дома мать и жена. Или может, очень ждал его с фронта, родившийся без него, их с Антониной, первенец Гришка. На излете уже была ударившая под лопатку пуля.
Изнеможенный, казалось до смерти, уставший врач, просто щипцами выдернул ее, показав ему со словами, Хороший хранитель у тебя, солдат, остановил твою смертушку.
С войны не дезертировал. Ушел лишь после того, как их командир, лично не раз, поднимающий полк в атаку, застрелился. Застрелился, перед этим отказав посланцам Керенского.
Они приехали с приказом, развернуть полк на подавление тонущего в безумных волнах революции Петрограда.
После похорон, уважаемого солдатами командира, больше половины полка, прихватив оружие, разошлись по домам. Подумав, покинул казарму и он, окончательно для себя решив, что за две войны нагляделся он на смерти и настрелялся досыта. Винтовку свою, прихваченную из полка, он продал на станции мужику, бойко торгующему мутным самогоном. Домой пришел с коротким кавалерийским карабином, выигранным в эшелоне у пьяного артиллериста. Больше он не воевал, а далекие революционные события, их деревню Борок, пока обходили стороной.
Но это время скоро прошло, и стали в Борок заскакивать разъезды, то красных, то белых, то неизвестно каких, но злых и вооруженных. Стали всем сразу нужны фронтовики одним, чтоб власть вернуть, другим, чтоб сохранить, а третьим, просто успеть награбить, да нагуляться вволю в мутном бурлящем российском бунте.