Мамася вышла за отца, когда мне было четыре года. Она была ко мне добра, и особенно любила подчеркнуть это на людях. Мы всегда вместе покупали мне подарки, она обязательно приходила в школу на собрания, она бравурно рассказывала, что девочка увлеклась рисованием. Но она же выстраивала барьер отстранённости, на который я с разбегу натыкалась, не понимая, что я сделала не так.
Мамася была всецело погружена в проблемы моего отца. Она его спасала. Героически несла крест своей тяжёлой и непоколебимой любви. И я искренне верила без Мамаси отец обязательно пропадёт, а с ним и я пропаду, и поэтому надо помогать Мамасе, как только можно. Нельзя расстраивать её, нельзя мешать её отдыху, нельзя отвлекать болтовнёй. Можно приготовить еду, убрать посуду, принести плед.
Рим подобрал очень точное слово: тихоня. Я была тихоней.
Мамася ушла от отца в один день. И даже быстрее. Непоколебимая любовь разбилась в одночасье. Мамася встретила лихого морского волка и вспыхнула новым чувством. По правде сказать, новый муж Мамаси был намного моложе отца, и как бы я ни была потрясена, некое женское чутьё подсказывало, что волк куда круче стареющего ловеласа. Увы, волк оказался пропойцей и дебоширом. И хотя на какое-то время Мамася расцвела и похорошела, новый крест оказался всё-таки тяжеловат.
Кстати. Что-то я давно Мамасю не видела. Надо бы наведаться, посмотреть, не спилась ли совсем. Кто, кроме маленькой тихони, оттащит её к наркологам?
Мысль о клинике окончательно меня расстроила. Работаю-работаю я одна. Денег нет. Семья в запоях, загулах и маразмах. По двору шастает злоумышленник. И какие-то мутные бабы просят денег на свадьбу. Что за жизнь?
Схватив телефон, я решила разделить проблемы с лучшим другом:
Редди, а можешь узнать, кто такая Роза Крайнова? Она утверждает, что выходит замуж за моего отца.
Дежурный богатырь Радимир готов приступить к выполнению вашего задания, трщ генерал. Будьте уверены, всё будет исполнено в лучшем виде. В следующем тысячелетии.
Ну, пожалуйста, Редди.
Ладошка, не лезь ты в клоаки эти. Пусть папаша хоть на чёрте лысом женится.
Да так-то оно так, но
Поехали, у Лукаса на яхте винца глотнём. Развеешься, а то голос что-то смурной. Начинай причёсываться. Буду через час.
11. Здравпросвет
Когда в сознании просыпается Наташка-нытик, я срочно активирую Наташку-бухгалтера. И впихиваю в мозг столбики цифр. Нытик падает в обморок, остальные Наташки прикрывают его жалкое тельце распечатками, и можно спокойно заниматься делами.
Обстоятельно разложив новый слой бумаг и черновиков на столе, я открыла все умные программки, и вот уже начала погружаться в спокойный поток «слева дебет, справа кредит», как от двери раздался голос:
Привет.
Приёмный день был вчера. А сегодня я хотела побыть в тишине. Растяпа такая, калитку не закрыла. Вот Рим и просочился.
Ты занята?
Ага.
Вот так основательно?
Да. Надо кое-что подчистить.
Твоя спина похожа на вопросительный знак. Встань и чуть-чуть походи.
Дверь сзади тебя.
Нет, я понимаю, что Романа Алексеевича не часто выставляют в столь грубом стиле, но мне-то что остаётся? Хмурься, не хмурься, а у меня баланс. Точка.
У тебя какие-то неприятности?
У меня всегда полно неприятностей.
Отдохни, и оптимизм вернётся сам собой.
Я вчера полдня угробила на то, чтобы затолкать мачеху под капельницы. А клиника для алкашей не настраивает на оптимизм, отдохнул ты или нет. Некоторых постоянных клиентов я уже в лицо знаю.
Ты к Борисову её отвезла?
К Чуркину. Борисов мне не по карману.
Если хочешь, я договорюсь.
Какой смысл? Она вернётся к мужу, а он ей нальёт.
Твой отец тоже пьёт?
Да нет. Отец, конечно, тоже алкаш, но не того уровня распада. У неё новый муж.
Покосившись на три коробки вина, стоящие у стены, Рим скептически заметил:
А ты наливаешь сама себе? И, похоже, в немалых количествах?
Открой верхнюю коробку и возьми одну бутылку. Дарю.
Спасибо, но
Бери, не сомневайся. И попробуй. Это хорошее вино.
Рим достал бутылку, потом посмотрел на часы и деловито сообщил:
Ладно. Даю тебе время до шести.
В смысле?
В шесть я за тобой заеду.
И что?
Проведу сеанс ликвидации безграмотности.
Растолковывать это экзотическое заявление Рим не стал, исчезнув за дверью, которая теперь уже некстати оказалась слишком близко.