В избу ввалился Вася, знакомый механизтор:
Георгич, навоз нужен?
Ещё как!
Гони бутылку.
Нет вопросов.
Вася опорожнил тележку на огороде, после чего взял у Барсукова вилы и поехал на луга, чтобы набросать из стога сена в тележку. Вскоре мимо барсуковской избы просеменила на луга Нюрка. Она жила с тремя внуками. А муж её работал в Тихвине, наезжая в Самары по выходным.
Барсуков растопил плиту и поставил на неё кастрюлю с начищенной картошкой. После чего подумал: «Куда это пошла Нюшка?
Барсуков взглянул в окно, выходившее на луга. Нюрки не было видно. Растаяла в лугах. Тогда он взял монокуляр с десятикратным увеличением и провел им по горизонту. Провел и сразу же наткнулся на форменную порнографию. Вася и Нюрка, полагая, что за два километра никто их из деревни не видит, открыто занимались на сене любовью.
Барсуков убрал оптику от глаза: « Что за день? Кругом лежачие женщины. Весна, что ли. Священная».
Алексей Георгиевич, услышал он голос соседки, моложавой дачницы. У меня к вам просьба.
Внимательно слушаю.
Помогите мне шкаф подвинуть, а то одной никак.
С удовольствием!
А про себя подумал: «Если женщина просит»
Ганины змеи
Немигаэщий гажий взгляд из под тяжлвх, набркших век пугал баб, и они, при встрече с этим вщглядом, немедленно опукскали глаза или отводили их в сторону. Принадлежал этот гипнотический взгляд Гане Ящихе, патлатой старухе, что жила на отшибе за небольшим болотцем.
Там у неё был огород и небольшой сад из нескольких яблонь. В деревне яблони не приживались, а у Гани не только прижились, но еще и плодоносили. Правда, очень скудно, да и на вкус яблоки были не очень, но не это главное, а главное то, что по весне они обильно и красиво цвели.
Ганя с неохотой общалась с деревенским людом, да и люд к ней не особенно тянулся. Что-то отталкивающее было в её внешности, что-то заставляло людей настораживаться. Может быть причиной бвла её нелюдимость. Может, что еще.
Была она истой староверкой, как и её родители, которые держали дочь в строгости. Ни на посиделки, ни на гулянки, ни в хороводы её не пускали. Они были единственные единоличники в деревне. Как их ни уговаривали, как ни запугивали, как ни облагали немыслимыми налогами они в колхоз ни в какую. Наконец власти махнули на них рукой, и зажили они своей праведной староверческой жизнью.
С утра до ночи карячились они вместе с Ганей на своей скромной полосе, умудряясь обеспечивать себя хлебом до нового урожая. Сажали много картошки на заброшенном поле. Окашивали, с разрешения председателя колхоза, разные неудобья на сено для коровы. Короче, изворачивались как могли.
В семнадцать лет выдали Ганю замуж за парня из соседгей деревни, Яшку Клешню, тоже старовера. Он переехал жить к Гане. Колхоз выделил ему положенный пай и жизнь староверов улучшилась.
Когда началась война, парни, приятели Яшки, подговаривали его бежать от призыва вмесе с ними в дебри за Юфервское болото, переседеть войну, но он откзался. В военкомате Яшка заявил, что из-за религиозных убеждений, стрелять в людей он не будет и попросил военкома направить его туда, где не носят оружие. Очень странно, что в то сполошное, напряженное время, просьбу его уважили и направили санитаром в санитарный поезд. Но война подлая она везде достанет. Разбомбили немцы поезд, где Яшка санитарил. Под бомбами погиб и Яшка. Осалась Ящиха вдовицей на всю оставшуюся жизнь. Детей у неё не было.
Ганя в деревне считалась колдуньей. Почему такое мнение вызрело непонятно, поскольку фактов её колдовства некто не мог привести. Ну ворожила она, конечно, гадала на картах очень складно, разные снадобья из трав готовила, но чтобы колдовать, то нет. И тем не менее, когда Ящиха умерла, народ в деревне вздохнул с облегчением. Видно на людей отталкивающе действовал её тяжелый взгляд.
Характерно, что никто из деревенских не позарился на Ганино добро, да и избу не тронули. Так и стояла она неприкаянная, постепенно ветшая и оседая. Ветры посрывали дранку с крыши и началось интенсивное гниение венцов. Вскоре не выдержала матица и рухнул потолок, обвлились стены и через десять лет вместо избы высился за болотцем холм, поросший крапивой и иван-чаем. Из зарослей торчали остатки бревен. Деревенские обходили холм стороной.