Биньямин и Шлёма привычно уныло тянули свою опостылевшую телегу, когда их догнали кибитки, увешанные цветастыми тряпками. Друзья только ошалело крутили головами, оказавшись в центре гомонящей на незнакомом языке толпы. Мужчины с черными или седыми бородами, женщины в грязных цветастых юбках, сопливая детвора все говорили одновременно, спрашивая, рассказывая, дергая за полы лапсердаков, шаря в тележке. Вот уже Бенин картуз на голове какого-то парня, а Шлёма напрасно ищет в кармане свой носовой платок, чтобы утереть пот с лица. Гомон прекратился по окрику бородача в красной рубашке, друзья услышали знакомые слова на польском.
Бахтало так звали бородача, выслушал рассказ друзей про их злоключения. А мы смотрим, что это за два странных рома кочуют с телегой без лошади! Да, кочующих евреев мы еще не встречали, вы будете первые. В толк не возьму если вы хотите ехать в свой Иерусалим, так вам надо пробираться в Констанцу, что в Румынии. А вы толкаете свою коляску в сторону Вены. Ладно, поехали! Ответьте мне только на два вопроса. Как вы собирались перейти границу?
Делай свой второй вопрос, Бахтале! попросил Биньямин.
Поклянитесь мне, что вы не убиваете христианских младенцев, когда выпекаете свою мацу!
Биньямин и Шлёма сидели в лесу недалеко от маленькой речки. Утром они вместе с Бахтало ушли из табора в этот лесок, цыган сказал им ждать до вечера и не высовываться, чтобы жолнеры не заметили их, вот они и ждали, когда стемнеет и вернется вожак.
Речка граница, за речкой уже Австрия и перейти на ту сторону надо будет ночью.
Слушай, Бенеле, может быть вернемся, пока не поздно? Ну не убьет же нас твоя Рахиля? Ну, покричит, ну стукнет по шее А то ведь Констанца, Иерусалим, граница, солдаты Подумай? Нет, Шлёма, нет! Знал бы ты, каково это, ждать вечер и думать «Неужели снова?! Снова придет эта бегейме! Нет»
Биньямин долго молчал и продолжил:
Мне теперь только в Иерусалим. И не только от Рахили. Приду в Святой город и начну жизнь праведную, может быть тогда я не обращусь в прах после прихода Машиаха и Суда. Прости меня, Шломеле, если сможешь.
Что ты такое говоришь, ты мне как брат, больше, чем брат почему ты должен просить у меня прощения?
Каждый еврей знает, что было написано на скрижалях, что Моше принес с горы Синай. Так почти нет такой мицвы, чтоб я ее не нарушил. Вот может быть еще не убил никого, а если вернусь к Рахили, так и эту заповедь оскверню. Что ты такое говоришь?! Как это?!
Ну, сам посуди: воровал? У Рахили коляску и лошадь, у крестьян куриц и петухов. День субботний не почитал? Мамеле, сестру и брата своих бросил? Трефное не только сам ел, еще и тебе давал. Но эти грехи на мне, ты тут ни при чем, ты же не знал.
Вейз мир, Беня, вейз мир!
Так что, Шлёма, мне дорога только вперед, до Иерусалима и там начать праведную жизнь, учить Талмуд и помогать, кому смогу помогать. А вот ты подумай, может просить Бахтало, чтобы довел тебя до Хелма? Вернешься в город, а хочешь я попрошу, чтобы он тебя в таборе оставил?
Нет, Беня, я с тобой. Получается, мне тоже надо стать праведником в Иерусалиме Речка граница, за речкой уже Австрия и перейти на ту сторону надо будет ночью. Послушай, Шлёма, может быть вернемся в Хелм? Ну не убьет же нас Рахилька? Ну, покричит, ну, поколотит немножко. Можно ведь и сдачи дать! Кто кому жена, а кто муж?! И нас ведь двое, а она одна.
Беня, это мы одни, а она у тебя вон какая здоровая!
Шлёма, я вот сперва думал, что приду в Иерусалим, постою у Стены, помолюсь все и наладится. Может быть. А теперь думаю каждую ночь, как там мамеле. Да и Рахильке, наверняка несладко муж и не умер, и развод не дал. Так разве станешь праведником? А что, праведником это обязательно?
Слушай сюда! Субботу нарушали? Трефное ели?
Что такое ты говоришь! Мы же только курочек и уточек!
А ту жесткую птичку не помнишь?! Так то была ворона, а никакой не петух- Вейз мир, вейз мир! И что делать?
Придем к цадику, послушаем, что он скажет. Надо будет поеду к ребе в Любавичи.
Друзья долго молчали, размышляя каждый о своем и вместе про общее. Беня, ты сказал, что все заповеди а как же «Не возжелай жены ближнего»?
Ой, Шлёма, ты как маленький! Ты не помнишь ту польку, у которой мы кололи дрова и носили воду, а потом она кормила нас борщом, а утром бигосом?