«Поэт уста небес и духов шёпот»
Поэт уста небес и духов шёпот,
Он Истины неповторимый опыт,
Дворец его на ветре возведён,
Он сам несбыточный, но вещий сон,
Вход в сердце, отворяемый ключом
Незнанья. Шар, висящий ни на чём.
«Может быть, лучник»
Может быть, лучник?
Да, копьеносец и лучник.
Может быть, лучший?
Может быть, лучший из лучших.
Но предрассудка
Ревнивая власть
Бодрствует чутко,
Чтоб чувство украсть.
Может быть, рыцарь
Верный, бесстрашный средь сечи?
Может быть, лица
Вспыхнули светом при встрече?
Только вот зависть
Горчила дела,
Правдой казалась,
Да в омут вела
Может, не лишний?
Может, не сон и не сказка?
В жизни твой ближний
И собеседник твой райский?
Только неверье
(На оклик смолчи)
Заперло двери,
И в бездну ключи
Кружение
Всё ближе погружение
В до боли яркий сон,
И новой крови жжение,
И чуждой речи звон.
Всё ближе пробуждение
В обратных зеркалах,
И в Жизнесмерть рождение,
И тела прежний страх.
И плач и содрогание
Мы всё начнём с нуля:
Страстей круженье тайное,
И кружится Земля.
И всё до боли главное,
Что́не решив, решали,
Опять пред нами явное
На сумеречном Шаре
«О разность замысла и слов»
О разность замысла и слов
Иисус, крещаемый Предтечей!
Мысль проникает, как весло,
Во тьму в текучесть вязкой речи.
И отражения обман
Двоит, но искажает волю,
О ты, Креститель Иоанн,
В воде вас четверо иль двое?..
«О львиная Танганьика»
О львиная Танганьика,
Слоновья обитель Кения,
Шипы, цветущие дико,
Пристанище вольного гения!
О, почему так отрадно
Тому, кто в снегах прозябал,
Вскипеть твоим зовом, Уганда,
Вдохнуть твой жар, Занзибар?..
«Всё дело во взоре»
Всё дело во взоре,
Который не видит Божественной сути,
Не чувствует море
За пеной и волнами, не обессудьте.
И в слухе всё дело,
Который не чует молчанья за речью
Той музыки белой,
Которой мы скорбь разноцветную лечим.
Всё дело в той мысли,
Которая ловит одни лишь обрывки.
Из Вечности числа,
Из глуби безмерной всего две-три рыбки
И вот мы застыли
На Света и Тьмы роковом перепутьи,
Подобные пыли
Средь вихрей космических, не обессудьте.
И мы, Божьи дети,
В сверкании звёздных миров незаметны,
И слепы во свете,
И в огненном хоре Бессмертия смертны
«От зарницы негасимой»
От зарницы негасимой,
Из воздушных связей слова,
Из глубин Сирени синей,
Ярко-розовой, лиловой,
Вот откуда Всадник-случай
На предгрозье хмуро-пегом,
И за ним братва созвучий
С дождевым притопом-бе́гом.
Из котомки хлебец вынем?
Нет, и так простором сыт!
И душа бежит под ливнем
В стайке строк своих босых.
Литовское
Ну, а мельника Яна за что же?
За латинский обряд? Алфавит?
От балтийских лесов он отторжен,
Он к таёжным буранам привит.
Ворвались. Потащили. Избили.
Подписался пробитой рукой
О, даруй мне забвенье в Сибири,
В безымянной могиле покой!
Если нет справедливости в мире,
Есть молитвенник печь растопить
Только надо на века четыре
В Посполитую тьму отступить
. . . . . . . . . .
Вспомни: сватался парень к соседке,
И отказ так его распалил,
Что, подкравшись, на яблоне ветки
Он в осеннюю ночь подпилил.
Хруст и крик Воздаянье? Вина ли?
Льдом сковало, пургой замело.
Сколько раз мы весь мир проклинали,
Где невинных преследует зло!
Но откуда же песня сквозная
Сквозь века и сквозь душу твою?
«Я не я. Вы меня не узнали.
Я и сам себя не узнаю».