А если не завязал, то где новые тексты, Сол?
На свое второе или первое? имя Влад обернулся, как подорвавшийся на мине, но до автора вопроса его взгляд не дотянул, застряв на семидесятом градусе разворота. Новое лицо. Не в первом круге, но опасно близко и в зоне слышимости. Хищные брови и острые скулы над черным воротником рубашки породили армию мурашек вдоль позвоночника. «Твой персональный дефибриллятор, знакомься», поерничала ехидна в голове Влада, и тут же заработала, затарахтела внутри старая пишущая машинка, клавиатура с пробитым enter, залетали стрижиными стаями фразы о том, что вот-вот Владислав Соляда, он же Влад Сол, нырнет в эээ ну пусть будут зеленые, так вот, нырнет в зеленые глаза незнакомца и останется в этом омуте хм.. на веки вечные. «Боги перин и подушек, какая ересь», синхронно простонали все составляющие Влада Сола и закрыли лица ладошками. Все равно нереализуемо при миопии в минус восемь диоптрий. Ты и скулы наверно, писака, придумал, не видишь ведь.
А речевой центр, не затронутый графоманскими наклонностями мозга, заполнял эфир словами истины. Если все равно, что говорить, то почему надо лгать?
Новые тексты в моей голове. Их там три тысячи восемьсот семьдесят пять. Чего смеешься? Именно столько. Они как фильмы, их можно просматривать с сотни ракурсов, они сюжетны, остросюжетны Влада понесло, но он упорно продолжал сверлить невидящим взглядом белый абрис незнакомца в просвете чужих плеч и голов. Но для них просто не нашлось слов. Вот если б можно было это все из мозга вытащить я бы вообще с большим форматом не заморачивался
А медовухи у него нет!
Полный вселенской тоски вопль положил конец откровениям Влада и лишь на пару секунд опередил призывное стучание председательской ладони по столу. Собрание началось.
И начало его не впечатляло. Эти посиделки давно вошли в привычку, и сейчас Влад с трудом верил, что когда-то писал в стол и не планировал издаваться. Под нудное гудение кого-то с неприлично длинными стихами про болевые ощущения искусственной кожи андроида, Влад начал отматывать назад пленку своей жизни. Это было лучшее прикрытие сосредоточенный пустой взгляд философа, вникающего в заусеницу на пальце И яркий, неизменно яркий фильм под веками. С годами приедалось многое, но картинка, к счастью, не тускнела.
Вот вешка пятилетней давности. Знакомый подбивает Влада заглянуть на собрание литклуба. «Ну что ты сидишь в своей каморке, как сыч в дупле, настойчиво твердит он. Талантливые люди собираются. Вот я, например. Поэтессы в самом соку приходят он фамильярно подмигивает Владу, превращая литклуб в парад невест по принципу одно другому не мешает. Давай, брат. Прочти им пару своих миниатюр, они оценят. Все свои, стесняться некого!»
Еще два года. Влад уже завсегдатай. Действительно, малую прозу приняли хорошо и просили приходить снова. Влад воспрял духом: явился в следующий раз, и еще раз, вырываясь из-под гнета сверхурочных работ и блокады безденежья, постепенно превращаясь в человека-легенду, не пропустившего ни одного собрания.
Еще год. Смешно и грустно наблюдать, как от старого костяка остаются только кончики ребер, а новые лица, слишком похожие друг на друга и все чаще скрытые за щитами очков дополненной реальности, собирают быстрые лайки на свои вирши и не задерживаются дольше двух-трех собраний. Людская круговерть лишает собрания уюта. Старожилы клуба снисходительно слушают новичков, временами хмыкают, не церемонятся в выражениях, комментируя творчество выступавших. Иногда приходят совсем странные залетные птицы, пойманные председателями на литературных конкурсах или тематических форумах. Особенно запомнился колоритный дедушка никто не признавался, что рассказал ему о клубе, но он пришел, вооруженный тоненьким сборником верлибров с вороном и крестом на обложке. И нес в заскучавшие массы свое видение мира еще несколько часов после заседания, а под конец попытался переманить собравшихся в собственную литстудию, где обещал «научить правильному стихосложению».
Перекинутое соседом перо с железным наконечником пробежало пухом по пальцам. «На комментарий чужого творчества отводится одна минута, желаемый уровень критики». Влад мотнул головой и перебросил перо дальше. Нечего сказать, нечего, ибо память уже предательски сговорилась со списком задумок на будущее и дятлом в виске стучит сорванными планами. Планами, на которые нет сил, времени, вдохновения большая проза, научно-фантастический роман с глубоким философским подтекстом, с размышлениями о добре и зле, об участи человека на грешной Земле и о музыке сфер, которую слышат избранные Высокий штиль, мать его, которому нет места в этом лохматом две тысячи тридцать седьмом. Вымученными кусками вываливался текст из души Влада, он был подобен грубой необработанной породе, где еще искать и искать драгоценные камни.