Обращает на себя внимание то, что намного чаще христианские святые родом из знатных семей, которые порвали со своей прошлой жизнью и презрительно стали относиться к материальным благам. Если попробовать посчитать соотношение выходцев из бедных и богатых семей в сонме святых, то «перевес» будет явно на стороне последних, как правило имевших материальные блага, но от них отрекшихся. Есть, конечно, и такие, которые стали святыми без упомянутых жертв, но их сравнительно мало. В основном короли, князья, церковные иерархи, воинственные борцы за идею путём насилия и т. п. Получается, что отношение к богатству было серьёзным знаком для признания святости на протяжении всего периода существования христианства. Но это не всё в отношениях настоящего христианского подвижника-бессребреника и богатства. Проблема в том, что часто, очень часто таким с бòльшей охотой подают, и порой так много, что настоящие подвижники вынуждены раздавать излишки. Это отвержение богатства почти всегда поминается в жизнеописаниях знаменитых нищих (типичный пример св. Алексий Человек Божий и св. Франциск Ассизский, о которых речь пойдёт ниже).
Едва ли не с первых дней существования христианства у последователей Христа возникла существенная проблема: как оставаться верным Его заповедям и не потерять материально? Ну как войти в известное евангельское игольное ушко, если есть соблазн обладать материальными благами, которые часто сами «идут» в руки! Некоторые отказывались от них легко и полностью, другие отдавали значительную часть, третьи малую толику, а большинство совсем мало, но регулярно, во время литургии. Каждый делает это по-своему и в соответствии со своим карманом, степенью щедрости или жадности. Вопрос очень непростой. Достаточно, к примеру, задуматься над тем, чья жертва больше грош бедняка или сотня богача?
С приходом христианства люди столкнулись со сложнейшей проблемой борьбы с приобретением благ, обладание которыми и увеличение их до практически неограниченных пределов стало прямо или косвенно порицаться. Эта борьба представляет собой по сути борьбу с изначально заложенным в человека инстинктом (с доисторических времён всем хотелось добыть мамонта покрупнее, пещеру поудобнее, шкуру для обогрева себе и подруге жизни потеплее, а лучше две, каждому). Заложен он во всех, в нищих и в миллиардерах, но, как и все прочие инстинкты, в каждом он выражен в разной мере. Исключения по-прежнему подтверждают правила, поэтому расхожая фраза «ну куда ему ещё надо» глупа и легко объяснима тут всё как и в прочих инстинктах (самосохранения, половом и вытекающих из них). У одних желание стать богаче развито больше, у других меньше, как и, например, желание доминировать.
Со всеми инстинктами, если они имеют место быть, бороться сложно, но в какой-то мере возможно, и, опять же, далеко не каждому. Вон сколько народу боролось с самым сильным половым инстинктом! Бичевали себя, плоть свою разными жуткими способами умерщвляли, но частенько срывались, и не всем удавалось её победить. Порой приходилось даже идти на противоестественное человеку членовредительство (вспомните, например, толстовского отца Сергия, и случаев оскопления не счесть!). Успешнее всего с половым инстинктом удавалось бороться импотентам, фригидным дамам, асексуалам и людям, достигшим определённого возраста. Впрочем, это уже не «борьба», но физиологические особенности.
Итак, ясно, что вопрос отношения к богатству, обозначенный в Евангелиях, представителям неслыханной ранее религии христианам надо было решать. И решение это было найдено. Оно нашло своё выражение в появлении абсолютно новой формы благосостояния общинного. Схема его, при ближайшем рассмотрении, достаточно странна: каждый член христианской общины мог вести аскетический образ жизни внутри названной общины, обладавшей очень значительными материальными благами и стремившейся к ещё большему обогащению группы людей, объединённых одной идеей. То есть «я лично аскет и единомышленники мои аскеты, но все мы вместе можем позволить себе самые разные богатства, имеющие, к примеру, форму денежную или в виде зданий и земли, на которой работают селяне, принадлежащие не мне, но нам, аскетам» и так далее. И речь здесь идёт не только о монахах и монастырях, а об инстинкте обогащения, противоречащем Евангелию, но нашедшем способ придать благовидную форму своему проявлению