Сначала отдельно, если позволите, господин полковник
Герасим! Нали-вай! Ваше здоровье, месье Карсак!
Все трое дружно выпили. Помещик и кучер залпом, Антуан в растяжку. Сразу захорошело. Схватив крендель, стал яростно жевать.
Бедный человек! Оголодал, видать! шепнул Александр Романович кучеру.
Прожевав, Антуан отхлебнул чаю. Стало совсем хорошо.
Вы чай-то пейте! А напьётесь ужинать будем, ласково сообщил хозяин.
Лейтенант, вновь набивший рот кренделем, благодарно замычал. Русский говорил по французски отлично, правильно, даже чересчур. Впрочем, они, аристократы, в России все так говорят.
Итак, господин лейтенант, эта война для Вас кончилась. Вы у меня в плену! Официально, хе-хе! Завтра пошлю письмо в канцелярию светлейшего князя Кутузова, пусть Вас в списки вставят Не волнуйтесь, положено так! Поживете до конца войны у меня в гостях. И вам хорошо, и мне: будет с кем поговорить у камина!
Александр Романович скромно умолчал о собственном престиже, который необыкновенно возрастет среди окрестных помещиков, когда они узнают, что его люди взяли в плен не абы кого, а драгунского офицера! Кто ещё может похвастаться таким приобретением?
Герасим! Заснул? Нали-вай!
Слушаюсь! радостно отозвался кучер, сграбастав в лапищу бутылёк.
Позвольте поблагодарить Вас, месье Ржевский, за спасение от смерти! Выпьем, чтоб эта война поскорее закончилась! Антуан поднял рюмку.
Чокнулись, проглотили янтарный напиток. Маленько повело. Крендель разве ж это закуска!
В дверь постучали.
Входи, чего там! крикнул хозяин.
Вошла Арина, неся аккуратно сложенный мундир и сапоги гостя.
Вот, одежду для господина военного принесла! застенчиво улыбаясь, сказала она нараспев.
Антуан залюбовался: девушка была чудо, как хороша. Высокая, синеглазая, сдобненькая. Золотая коса толщиной в руку. Длинная, до колен. Полные губы цвета малины. Кожа белая, прозрачная, как порселан. Брови густые, темные. Очень красивая и симпатичная девушка! В родной Франции такие не водятся.
М-мерси! выдавил он из себя с некоторым затруднением, ибо, почему-то, слегка сперло в груди.
Девица улыбнулась, покраснела, опустила глаза. Потом снова посмотрела, искоса, с интересом. Красивый! Глаза-то, синие! Кудри
Иди, Ариша! ласково отпустил её барин.
После того, как она вышла, Антуану показалось, что в предбаннике стало темнее. Развернул мундир, исподнее: все выстирано, выглажено, вкусно пахнет морозом. И когда только успели?
Герасим! Помоги-ка господину лейтенанту! подтолкнул кучера слегка захмелевший Александр Романович.
Тот, сев на корточки, расправил чулки на ногах гостя, натянул сапоги. Затем подал мундир.
Месье Ржевский, почему Герасим черен, как эфиоп? Разве это в обычае этой страны?
Э-э, это у батюшки моего друг его гостил, Лев Пушкин, Ганнибала потомок, арапа государя Петра Великого. Долго гостил, ну, и прижил Герасима от Ненилы, тогдашней песенницы. Дело житейское! Теперь Герасим мой дворовый человек. Люблю его! И кучер, и банщик отличный! помещик привлек Герасима к себе и крепко поцеловал в толстые африканские губы.
Антуан слегка обалдел.
Ну, давайте ещё по одной и на ужин! Как говорится, Бог Троицу любит! Герасим! Нали-вай!
Выпили по третьей. Коньяк был хорош, забирало все крепче.
Пойдемте, сударь, кушать! А ты, друг мой, приберись здесь, да бутылку себе возьми, вечером отдохнешь с ней! Ха-ха!
Благодарствуйте, барин! рявкнул довольный Герасим.
Подкрутив перед зеркалом усы и расчесав кудри, драгунский лейтенант Антуан Карсак шагнул навстречу новой жизни.
Глава вторая
Ужин был накрыт в малой столовой зале. Хрустальная люстра с сотней свечей ярко освещала стол, на котором сверкали хрусталь, серебро, начищенное до пожарного блеска, и фарфор. Стол был уставлен закусками: грибочки, икорка, осетринка, редька, ну, и так далее, по списку. На столике у стены старательно преломляли лучи бутылки и графинчики всех форм и размеров, таинственно мерцая напитками самых разных цветов и оттенков. Лакеи в ливреях и белых перчатках, возглавляемые величественным дворецким с вот такими бакенбардами, стояли навытяжку.
Проходите, сударь мой, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома! У меня попросту, приговаривал хозяин, потирая руки.
Нос его, и без того красноватый от специфических прожилок, после коньяку стал и вовсе пурпурным.