Прохладные нежные пальчики сомкнулись на забастовщике, погладили. Результат нулевой. Помяли. Снова ничего Подергали! Виновник поручикова позора, ещё недавно гордый орел, совсем съёжился и прикинулся безобидным птенчиком. Целый час красавица старалась возродить к жизни бывшего бравого безобразника, устала сама и измучила Леонарда. Она даже, преодолев стыдливость и брезгливость, решилась поцеловать ну, этого Не помогло! Свидание было непоправимо испорчено.
В хмуром молчании они оделись и вышли на улицу, где на козлах похрапывал Емельян. От звука шагов тот проснулся, и удивившись про себя краткости сегодняшнего ожидания, шевельнул вожжами, готовясь тронуться. Леонард подсадил баронессу в коляску, и вознамерился сесть сам, но она вдруг остановила его.
Сударь (никогда прежде она не называла его так сухо!), не провожайте меня! Оревуар!
Ни улыбки, ни поцелуя на прощанье. Маленькая рука в перчатке хлопнула Емелю по спине:
Пош-шел!
Зацокали копыта
«Обиделась, наверное!» догадался смешанный с грязью горе-любовник.
На подгибающихся ногах он вернулся домой. Жизнь без богини была невозможна, ясное дело. А ещё и без плотских утех тем более. Сев в кабинете к письменному столу, переписал завещание, оставляя все свое достояние баронессе Ванде Леопольдовне фон Брауде (тут опомнился немного: разговоры пойдут, честное имя дамы может пострадать!). Продолжил так: дабы она по своему усмотрению употребила сии средства на благотворительные цели. Вот, теперь правильно! А уж употребит ли, и сколько никого не касается. Запечатал конверт сургучной печатью, положил на видном месте. Достал из шкапа ящик с пистолетами. Хорошие пистолеты! Работы льежского мастера Лепажа! Зарядил оба, намереваясь выстрелить себе в виски одновременно. Но никак не мог решиться. Очень хотелось увидеть рассвет. В последний раз. Положив пистолеты на столешницу, откинулся на спинку кресла и стал ждать утра. И не заметил, как уснул.
Прав был мудрый околоточный доктор Илья Игоревич! Сильное нервное возбуждение, возникшее в результате сокрушительного амурного фиаско, родило в мозгу несчастного поручика новый причудливый сон, несмотря на принимаемую микстуру.
Он оказался в гуще толпы, сгрудившейся на площади перед помпезным зданием с колоннами, похожем на виденное ранее. На фронтоне колыхался на легком ветерке огромный кумачовый транспарант. На нем Орлов с изумлением прочел: «Миллион пудов Атувайских ананасов засыплем в закрома Родины к празднику!» Около трехсаженной бронзовой скульптуры была возведена трибуна, также обтянутая кумачом. На трибуне была кучка людей явно городское начальство. Сие определялось не платьем, состоявшим из одинаковых кургузых, не прикрывавших седалище сюртуков и мундиров, а уверенными спесивыми манерами и выражением лиц. Народ, с красными флагами и разноцветными каучуковыми надувными щарами в руках, одетый по праздничному, (мужчины, несмотря на изрядную жару, тоже в сюртуках и панталонах, женщины в неприлично коротких платьях, открывавших ноги выше колен, и с цветами в волосах), внимал громовому голосу, исходившему, казалось, из ниоткуда:
Товарищи! Ананасоводы Атувайщины, взявшие на себя повышенные социалистические обязательства и проведшие сев озимых с опережением графика, добились выдающегося рекордного урожая яровых: миллиона пудов! Это на три и четыре десятых процента превышает прошлогодние показатели! Банановоды и кокосоводы, наши, товарищи, земляки с острова Ниихау, также внесли весомый вклад в социалистическое соревнование народов нашей необъятной Советской Отчизны! Валовый продукт нашей республики превысил на конец финансового года два миллиарда рублей, что на сто восемьдесят тысяч рублей больше, чем у Аляскинской Советской Социалистической Респубики! Таким образом, в нашей группе республик тихоокеанского региона мы заняли первое место!
Раздались бурные аплодисменты.
Человек на трибуне (Леонард уже догадался, что это говорил он, чудесным образом усиливая свой голос), поднял вверх руку, призывая к тишине:
Сейчас мы вручим заслуженные награды Родины нашим знатным ананасоводам, банановодам и кокосоводам! Почетной грамотой ЦК Коммунистической Партии Атувайской ССР награждается товарищ Китенко Кирилл Борисович!
Раздвинув могучими плечами толпу, на трибуну поднялся немолодой коренастый дядька со смуглым морщинистым лицом. Военный духовой оркестр сыграл туш, и под сии бравурные звуки дядьке вручили большой красивый лист бумаги. Вручавший потряс ему руку и трижды облобызал в губы. Растроганный Китенко подошел к металлическому стержню с грушей на конце, вздел очки, и, откашлявшись, начал читать, запинаясь, по вынутой из кармана бумажке (тоже громовым голосом!):