Лена работала на секретном военном заводе, и Сергей, подумав, решил, что пойдет туда же. А что? Надбавки всякие за секретность и вредность, большой отпуск! А если они с Ленкой решат пожениться (то-есть, если ОН решит на ней жениться, Ленка-то давно согласная!), то и квартиру можно будет быстрее получить. Да и ездить близко!
В отделе кадров ему обрадовались несказанно, ибо в кузнецах ощущалась хроническая недохватка.
Давай, товарищ Златогор, оформляйся, придвинул ему анкету кадровик, сухощавый дядька в стареньком военном кителе без погон, Не пожалеешь! Наряды закрывать сам будешь! Четыреста, а то и пятьсот рубликов зарабатывать будешь!
Заполнив анкету и написав автобиографию, Сергей вернул бумаги кадровику.
Ага, щас посмотрим отставник вздел круглые, как у Джона Леннона, очки на сизый, с прожилками, нос, Так происхождение из служащих, национальность нормальная родственников за границей нема не член иностранные языки: французским, латынью Свободно!?
Он поднял недоумевающие глаза на Сергея:
Это, как это Говорить, что ли, можешь по ихнему? По французскому?
Могу! пожал могучими плечами Сергей, И читать, и писать тоже.
А латынь, это что? навалившись грудью на стол, полюбопытствовал кадровик, ранее о такой диковине и слыхом не слыхавший.
Тоже язык, только мертвый, пояснил полиглот.
Да кто ж его убил-то? изумленно распахнул глаза не искушенный в лингвистике труженик отдела кадров.
Никто не убивал, просто на нем никто не говорит. Потому и называют мертвым.
Так, раз он мертвый труп, нахрена тогда кому нужен?
На латыни книг много написано, читать не перечитать! Изучают
О том, что владеет ещё и ивритом, Сергей в анкете не написал. Мало ли, что. Отношения с Израилем у Советского Союза были неважные.
Книжную науку отставной майор уважал, хотя в жизни не прочитал ни одной книги, кроме «Устава караульной службы».
Слушай, а скажи что-нибудь по ихнему, ну, по латинскому! азартно попросил бывший военный.
Сергей прочитал ему стихотворение Вергилия «Весна». Ну, ты помнишь, Читатель, про пастуха и пастушку младую, играющую на его свирели.
Красивый язык на украинский похож, заключил кадровик, ни фига не понявший, но уловивший ритм и мелодику речи, и глубокомысленно добавил:
Учиться тебе надо, Златогор!
Да уже всему научили! досадливо буркнул Сергей, Я работать хочу!
А, ну, да Будешь, товарищ Златогор, кузнецом! Приказ через дня три будет, мы тебе позвоним.
Попрощались за руку.
Михаил за остаток праздников развил бурную деятельность. Он решил расклеить портрет девушки по всему Ленинскому проспекту, особенно в районе универмага «Москва». Но, как решить проблему тиражирования? Ведь в те годы ксероксы и другие множительные аппараты были под замком, и несанкционированное копирование каралось довольно сурово, вплоть до уголовного преследования. Конечно, иногда можно было за коробку конфет договориться с техником и сделать копию нот, любимой книги или картинки Но сие было в виде исключения, да и не любой-каждый знал, к кому обратиться.
Михаил пошел своим путем: принялся за гравюру. По стали! Шестьдесят на сорок! Дело это трудоёмкое, кропотливое, за день не справиться. Работая по двенадцать часов в сутки, наш художник управился за десять дней. Первый оттиск вышел смазанным, ничего не разобрать, но второй и последующие девяносто девять получились отлично. Девушка, изображенная по пояс, смотрела с остро пахнущего краской листа, как живая, застыв в той самой позе удивления, в которой её запомнил Михаил. Помогавший печатать преподаватель Аскольд Арнольдыч одобрительно причмокнул губами:
Зачет, Миша! Конечно, есть небольшие огрехи, но в целом очень хорошо!
Чиркнув спичкой, раскурил беломорину, зажатую в железных зубах (память о зоне!). Гравер он был непревзойденный, и его очень ценили в институте. А на зону попал за то, что в молодости сделал из серебряной ложки две медали соседу-фронтовику, утерявшему их по пьянке. Медали получились лучше прежних, сосед нацепил их на люстриновый пиджак и пошел хвастаться всем подряд. Уже на следующий день за Аскольдом пришли. Статья была тяжелая: подделка государственных наград шла как фальшивомонетничество! Короче, дали восемь лет строгого режима с конфискацией. Сосед тоже получил три года, как сообщник.