Клянусь всеми богами, первый среди царей, у тебя не будет повода сожалеть о той безграничной милости, которую ты оказал мне.
Я не сомневаюсь в тебе, мой мальчик, ласково проговорил Снофру. Еще, когда ребенком я увидел тебя, то с первого взгляда понял, что ты настоящий потомок Озириса. Ты не только красив телом, но и наделен великим умом. У меня не было родного сына, и боги послали тебя. Ты станешь величайшим из царей.
Я лишь твой ученик, дядюшка.
Ты превзойдешь мою славу, Хеопс. Сегодня ночью боги даровали мне дивное виденье, я узрел тебя в сиянии величия и могущества: ты сидел на золотом троне рядом с самим Ра, а у ног твоих подданные возносили тебе хвалу.
Я возблагодарю богов за этот сон, сказал молодой царевич.
Не плачь, Хенутсен, обратился Снофру к всхлипывающей девочке, прячущейся за спину своего юного супурга, мои годы подошли к концу, солнцеликий Ра зовет меня к себе. Так должно быть.
Хенутсен, заливаясь слезами, распростерлась у ложа умирающего фараона.
Не надо плакать, малышка, проговорил фараон, ты хорошая жена для моего племянника. Боги избрали тебя продолжить род Озириса.
О, мой царь! воскликнула Хенутсен, целуя руку фараону.
Снофру хотел еще что-то сказать, но предсмертный хрип поглотил его фразу.
Хеопс выбежал из спальни и громко крикнул:
Псамметих, царю плохо.
Врачеватель вбежал в комнату правителя, за ним устремились Анукет, Аменемхат и Меритенса. Псамметих склонился над умирающим.
Солнце уже не робким лучиком, а потоком света ворвалось сквозь щелку в ткани.
Фараон чуть приподнялся на ложе, словно пытаясь войти в этот яркий небесный поток.
Прими меня в свое царство, солнцеликий Ра, прошептал он.
Солнечный свет залил грудь царя Египта, Снофру вздохнул и упал на подушку. Душа мудрого правителя воссоединилась с богом богов. Хенутсен разрыдалась, на ресницах Хеопса тоже блестели слезы. Он почтительно поцеловал мертвую руку дядюшки, потом подошел к окну, немного раздвинул занавески и вдохнул воздух. Легкий ветерок высушил слезы. Прямой, холодный, сдержанный новый царь Египта повернулся к плачущей жене.
Хенутсен, мы больше не имеем права обнажать свои чувства. Отныне и ты, и я властители двух объединенных земель.
Хенутсен поспешно вытерла слезы, Хеопс решительно распахнул дверь. Царственная чета покинула комнату мертвого фараона.
Придворные почтительно склонились перед новыми правителями Египта.
Наступило время расплаты, тихо прошептал Псамметих, обращаясь к стоящим рядом Аменемхату, Анукет и Меритенсе.
О чем ты? сквозь слезы проговорила танцовщица Анукет.
Я о том преступлении, совершенном нами много лет назад, сказал верховный жрец Ра.
Ты говоришь о нашем возмездии тому, чье имя проклято в веках? сверкнул глазами казначей.
Да, кивнул Псамметих. Как бы оно ни называлось, но это было убийство.
Ты устал, Псамметих, махнула рукой Анукет.
Я говорю истину, покачал головой жрец.
Я не чувствую себя виновным, вставил свое слово казначей Меритенса. Мой меч поразил врага, как на поле боя. Или ты забыл свое сражение с ним, Псамметих?
Я согласен с Псамметихом, осторожно проговорил архитектор Аменемхат. Мы убийцы, и я тоже чувствую, что наказание однажды настигнет нас. Снофру был нам, словно защита, но его больше нет.
Он стал первым, зловеще проговорил Псамметих. Чья теперь очередь держать ответ?
Глава 2
Дочь танцовщицы
Анукет, как и подобало любимой приближенной царя, проживала во дворце фараона. С тяжелым сердцем пришла танцовщица в свои покои. Некоторое время она неподвижно стояла, словно собираясь с силами и мыслями. Постепенно ее глаза стали сухими и жестокими, а поза надменной. Анукет глубоко вздохнула и строго и резко позвала:
Реджедет!
В комнату впорхнула красивая черноволосая девушка. Легкое, почти прозрачное, платье тончайшего льна облегало ее стройное юное тело, поясок из фаянсовых бусин подчеркивал совершенные бедра. Девушка с испугом взглянула на танцовщицу.
Опять бегала к своему Хемиунису? зло спросила Анукет.
А что, ты мне можешь запретить? сверкнула узкими черными глазами Реджедет.
Звонкая оплеуха была ответом на дерзкий выпад девушки.
Ты должна быть с Хеопсом, а не болтаться возле этого безродного пастуха.