За два крейцера и я бы сбегал пробормотал с другого конца стола хохол Данила.
Допив очередную кружку, Клаус продолжил:
Пан комендант прискакал и говорит: да сжечь эту погань, нахрен, вместе с ратушей, вот и вся недолга! Ну, мы и принялись дрова да хворост таскать! Даже корчму Лейбы Жадкевича раскатали по брёвнышку, хоть он и возражал. Ну, пришлось дать ему в ухо, чтоб под ногами не путался. К полудню до половины ратушу дровами завалили, дракон уж и трепыхаться перестал, так, скулил только. Отец Алоизий, как положено, отслужил молебен об изгнании бесов, а палач Гойда хворост поджёг!
Гойда? Я ж его знаю! радостно воскликнул Миртил, пивовар, Мой троюродный брат Карл на его свояченице Кларе женился полгода назад! Хорошая семья, благочестивая и зажиточная!
Ещё бы! Палач, мало того, что на твёрдом окладе у муниципалитета, ещё за каждую казнь от города по восемь талеров получает, а также все пожитки казнённого! подхватил с завистью гуртовщик Якоб.
Все надолго заспорили о ремесле палача. Сошлись на том, что зарабатывает он не так уж и много, зато регулярно, а, стало быть, имеется возможность крейцер-другой откладывать. Клаус, тем временем, жадно глотал пиво и колбасу, стараясь выпить и съесть как можно больше, пока слушатели не опомнились.
А чем кончилось-то? в конце концов спохватился корчмарь.
Сгорела наша ратуша, понурился Клаус, раздувшийся, как удав, Вместе с часами, которые, говорят, четыре тысячи талеров стоили. Не восстановить!
А дракон? поинтересовался кто-то, уже без особого интереса.
И дракон сгорел. Такие от него искры летели, прямо, фейерверк на день тезоименитства государя-императора!
Часть первая: Дебют Ивана Царевича. 1964 год
Глава первая
Вот с чего всё началось, Читатель!
Эх, Володя! Никита Сергеевич зажевал салом выпитую водку и вытер рукавом вышитой рубахи заслезившийся глаз, Жалко мне Россию-матушку! Пропадём, ведь, ни за грош!
Почему так, Никита Сергеич? настороженно спросил Восьмичастный, председатель КГБ СССР, и придержал руку с рюмкой.
Да армия наша Ведь, на месте топчемся уже двадцать лет! Новых вооружений нет, как нет! Да, богатыри, да, самоходки, да, десантники А, вот, господства в воздухе нет!
Глава государства рабочих и крестьян выпил ещё рюмку.
В давние времена был, говорят, Змей Горыныч. Никто супротив него выстоять не мог! Огнемёт летающий, а? Он тебе и штурмовик, и истребитель
Задача ясна, Никита Сергеич! Сделаем всё возможное!
Прошло некоторое время
Зампредседателя КГБ СССР, генерал-лейтенант Ковалёв, строго взглянул на стоящего перед ним подполковника Семирядова, начальника отдела, занимавшегося сбором слухов, небылиц и антисоветчины. Очень часто эти явления были причудливо переплетены, и анализ их приносил ощутимую пользу.
Излагай, приказал генерал, Только не рассусоливай!
Есть не рассусоливать, товарищ генерал-лейтенант!
И Семирядов, не пользуясь записями, ибо обладал отличной памятью, начал:
Анализ слухов за последние восемь месяцев по интересующей нас теме Змея Горыныча дал, к сожалению, один-единственный результат: десятого апреля сего года, в двадцать шестнадцать, в дортуаре второй роты третьего курса Ленинградского имени Василия Ивановича Чапаева ордена Боевого Красного Знамени Высшего Командного Стрелецкого Училища курсант Царевич перед отбоем рассказывал курсантам Васильченко, Перховскому, Рахимову и Цукерторту сказку, в которой упоминался Змей Горыныч
Так что ж ты молчал?! взвился Ковалёв, как шилом в зад уколотый, Семь нет, восемь дней в носу ковырялся! Ты что, не знаешь, что дело на контроле у самого (тут он понизил голос) Никиты Сергеевича?
Так, только четверть часа, как доложили, товарищ генерал-лейтенант покаянно повесил голову подполковник.
Четверть часа, говоришь
Генерал нахмурился, усиленно соображая, годится ли сия информация для доклада наверх. Решил, что годится. Вот, только
Почему у курсанта фамилия такая монархическая? Не из бывших ли он?
Никак нет! Деревенский, и все предки тоже деревенские. Просто прадед его был прозван царевичем за красоту. Вот и перешло в фамилию. А до того ихняя фамилия была Шторм.
Ковалёв с облегчением перевёл дух. Конечно, курсант чист по анкете до седьмого колена, иначе и быть не может.