Ночью он спал плохо. Милый образ маячил перед глазами и во сне, и не во сне.
«Красавица Венера! Сколько же ей лет? Два мелких правнука Семьдесят? Восемьдесят? Но, как? Наверняка без магии не обошлось»
Старшему центуриону Костасу Ластиниди недавно исполнился сорок шестой год. Жил он бобылём, женат никогда не был. Да и какая может быть женитьба, если он в СССР уже шестнадцать лет безвылазно служит! Эх! Если бы только
Утром, чуть свет, шпионов разбудил стук в окошко.
Кто там? вывихивая челюсть в зевке, окликнул визитёра Филатыч.
Участковый уполномоченный.
Засуетившись, Филатыч набросил на голое тело телогрейку и отворил дверь. На пороге стоял немолодой человек в темно-синей милицейской форме с планшетом на ремешке через плечо.
Здравствуйте. Младший лейтенант Ластиниди. Я насчет прописки.
Филатыч вздрогнул и выпучил глаза: фамилия его и в Греции была достаточно редкой, а тут, в глуши карельской встретил однофамильца!
Да, конечно, товарищ лейтенант Сейчас ребят подниму.
Проводив участкового в горницу, растолкал Арнольда и Феликса.
Вот, товарищ лейтенант, паспорта.
Э, зовите меня по имени-отчеству: Константин Витальевич, добродушно ухмыльнулся милиционер.
Филатыч снова вздрогнул: полный, выходит, тёзка! Отца Вителлием звали!
Константин Витальевич тем временем внимательно рассматривал паспорта, читая каждую запись, каждый штамп.
Значит, ленинградцы? А к нам какими судьбами?
Да мы, это в отпуске. А здесь хотим по болотам побродить, жуков половить, бабочек всяких. Мы энтомологи-любители.
А, понятно. Для науки, значит.
Участковый достал из планшета футлярчик с печатью, на которую старательно подышал, распространив лёгкий запах перегара, и оттиснул в каждый паспорт: «Прописан временно. Деревня Широкая Здеся». Расписался вечным пером и поставил число 30 апреля 1964 года.
Добро пожаловать, товарищи! Завтра на митинг приходите.
На какой митинг? опешил Филатыч.
Как это, на какой? Первое мая завтра! нахмурился представитель власти.
А! Да-да, конечно придём! Просто мы в деревне впервые первое мая празднуем. А у нас в Ленинграде митингов нет, там демонстрация. Вот я вас не сразу и понял, товарищ лейтенант, многословно оправдался шпион, никогда ещё не бывший так близко к провалу.
Участковый попрощался и ушёл. Филатыч выругался по-русски нехорошими словами.
Не надо так-то, шеф! Паспорта же не спалились? сделал замечание шокированный Феликс.
Причём тут паспорта! Завтра придётся на митинг переться, ещё один день потеряем!
Младший лейтенант, вернувшись в свой кабинет, настроил Серебряное Блюдечко на канал спецсвязи и, когда на поверхности появилось лицо начальника участковой службы района, подполковника Шерепетова, доложил:
Вчера у меня, в Широкой Здесе, появилось трое. Прописка ленинградская. Говорят, что в отпуске, но намереваются полазить по нашим болотам, потому как являются энтомологами-любителями для науки.
Молодец, Костя! Бдительность держишь на высоте! Присмотри за ними, отозвался Шерепетов.
Ни он, ни младший лейтенант не были посвящены в тему Змея Горыныча. Просто начальство приказало докладывать обо всех незнакомцах, буде таковые появятся в Широкой Здесе, и проследить, что они будут делать.
Глава четвертая
Утром, под слегка дребезжащий рёв граммофона, исполнявшего «Утро красит нежным цветом», вся деревня собралась на митинг. Не вдаваясь в подробности, скажем только, что сначала выступал парторг, затем председатель колхоза, затем директор ликероводочного завода. Все трое осуждали и клеймили империализм, скорбели о тяжкой доле рабочих в странах капитала, клялись перевыполнить прошлогодние показатели и не забывали о кукурузе, которая царица полей. Ну, всё, как обычно.
Филатыч стоял рядом с одетой по-праздничному Клавдией и млел. От неё исходила эманация здоровья и счастья, а так же запах неизвестных, но очень приятных духов. Когда она улыбалась, у Филатыча каждый раз кружилась голова и подгибались ноги.
Скажите, Клавдия Михайловна, а участковый он не местный?
Он из Петрозаводска, всего пять лет здесь. А что?
Да, фамилия странная, греческая.
О, у нас в Карелии кого только нет: и варяги, и греки! беспечно пожала круглым плечом Клавдия.