Помню, нам с первого семестра устраивали этическое тестирование. Каждый месяц. И один парень лучший по баллам на всём курсе был переведён по итогам одного такого теста. Это шокировано всех! Мы ещё не привыкли, что такая «мелочь» может влиять. Как раз после его ухода и прекратились шутки про «личинок СИБы». Потому что его отправили как раз туда. С детьми ему оказалось нельзя. А со взрослыми можно.
Для меня эти тестирования всегда были простыми. Неприятными, где-то, наверное, даже нечестными, но не трудными. Когда принимаешь сторону детей, выбирать вообще не из чего! Как можно было ответить не так? И когда я подтверждала свою профессию в тренировочном лагере, был похожий тест. Некоторые вопросы вообще не отличались и я ответила ровно так же, как как-то в педе. И прошла. А некоторые нет. Им пришлось выбирать другую специальность, а это часто значило идти простым фермером в пищепром «рабом на плантацию», как у нас шутили. Потому что на всё, что выше, требовалась доплата просто за возможность поступить на курсы.
Лишь после разговора с майорой Паулой я поняла вдруг, что мне никогда-никогда не приходилось отвечать на такие вопросы в жизни. У меня вообще не было таких ситуаций! Чтобы в группе появился ребёнок с подозрительным синяком или нехорошими привычками в играх. Или чтобы моя коллега прикасалась к ребёнку особым образом, как показывали в учебных фильмах на тренингах. Или чтобы мне на глаза попался странный прохожий, ошивающийся у входа в детский сад, и этот прохожий был моим близким другом.
Мне просто повезло, что мои теоретические представления никогда не соприкоснулись с реальностью. Поэтому я не сомневалась. И отвечала, как надо Мне опять стало грустно, поэтому я ещё немного поплакала, уткнувшись в подушку и сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос. Слёзы лились сами собой, оставляя на наволочке свежие пятна поверх подсохших. Но становилось легче. Я прощалась с той собой, которая была свободна от страха перед вопросами. Потому что я ни разу не встречалась с последствиями ответов какими бы правильными они ни были
Я старалась плакать потише, чтобы не потревожить соседок по женской спальне: от них меня отделила лишь непромокаемая ткань палатки да воздух, который заполнял простенки. У каждой колонистки была своя крошечная комната личное пространство размером два на четыре метра. Кровать, вешалка, стены с нейтральным орнаментом из листьев и цветов. И прозрачные кармашки, чтобы вставлять что-нибудь на память или для украшения.
В тренировочном лагере у нас были похожие комнатки, только побольше. И палатки там были намного благоустроеннее с двумя внутренними туалетными отсеками и с душевыми, с широким коридором и стенами покрепче. Конечно, пассажиры с привилегиями жили ещё комфортнее и отдельно от нас. Но всё равно в палатках.
Потом, уже на кораблях, многие смеялись над этим «глупым тренировочным издевательством». Палатки входили в самые неблагоприятные сценарии. Нас вполне могли встретить нормальные дома. Возможно, под куполами, как на Марсе. И с нами должны были спуститься проты и рабочие андроиды, так что дома бы нам построили за считанные часы А вот мне всё нравилось. Компания готовилась к худшему очень правильный подход! Как говорил папа: «Пессимисты ждут проблем, поэтому чаще радуются».
На новом месте я постаралась сразу же обжиться, сделать комнатку особенной моей. Поэтому повесила фотографию с родителями. Снимок, который я сделала в нашу последнюю встречу прямо перед тем, как переехать в лагерь. Мама неумело улыбалась, а у папы были покрасневшие глаза, но и тогда, и сейчас я чувствовала, что они очень рады за меня.
Рядом с родителями я прикрепила портрет моего дяди. Изображение было не очень чёткое, вырезанное из групповой и не новой фотографии и по возможности увеличенное. Ничего другого у нас в семейном архиве не нашлось. А в сети его снимков тем более не было он же был богатый. Как мы вычислили с мамой, «дядя» приходился мне троюродным прапрадедушкой. Он так и не смог приехать на мои проводы, потому что был болен. И при этом оплатил мне билет. Огромные деньги мы бы всей семьёй такие не накопили, даже если бы продали всё.
«Они все остались на Земле, в который раз подумала я, и они мертвы».
Когда я первый раз проснулась после гиперсна, родители были ещё живы. «Альбейн» и остальные корабли отправили к Земле пакеты с отчётами. И после второго прыжка отправили. Ответа по прежнему не было, и нам объяснили, что пакеты с Земли ещё идут к нам Но я понимала, как и другие пассажиры, что время ни при чём. Земля молчит, потому что там никого не осталось. Но я до сих пор не могла это представить! И когда я вспомнила о маме и папе, то опять заплакала.