Я сел к холсту так, что между нами оказалась Лягушка, закрывшая живую картину, оставившая фланги. Подвижная рама вокруг стоящей по-собачьи дикарки.
С флангов доложили, что она легла на спину, ее тело стало зеркально повторять гогеновскую натурщицу. Таборное одеяние выпросталось, рябь вздрогнула, диван-инвалид начал озвучивать все ее движения.
Я затирал короткой кистью фон, жесткий холст отзывался сухим шорохом. Подбираясь к контуру тела, щетина хрустнула во встречном сдвиге и масло затопило скважистое плетение льна.
Диван ломко позванивал и побрякивал, подстраиваясь под нее. Невидимая за живописной ширмой, она дотянулась до своего язычка и коротко заскулила.
Я выглаживал мягким колонком тугое тело, растирал сгущеные капли. Живая рама для копии. Края ритмично рябили, сбивали мою резкость.
Она звонила в свое удовольствие, диванные внутренности поддакивали.
Вот здесь.
Еще.
И здесь.
Лягушка почти. Выпачканные пальцы. Сгладить еще. Вытереть. Пусть. Да. Теперь всё.
Мы всё.
Лягушку француз оценил в пятьдесят долларов. Мне показалось это слишком дешево, и я отдал ее даром.
«Был художник молодой, а теперь он с бородой».
Удивителен был не пожар, а то, что он случился только после восьми лет искрометного дружеского творчества в доме из дерева, холста и бумаги.
Вертикаль пламени увеличила высоту крыши до готических пропорций, чей астеничный стиль сохранили потом все четыре трубы опаленных кирпичных печек.
Между ними на серых рыхлых углях обнажился кривой черный куб, похожий на безнадежно пригоревший слоеный пирог. Пожарная пена сняла сажу, и куб оказался хрустальным гробом, чудовищным брелком, раздувшимся секретиком. Заигравшихся в больших художников.
Выставка обрела абсолютную цельность, спаявшись в идеальную экспозицию работы застыли в затылок, гуськом, очередью. Где не занять и не пролезть.
Пасьянс завершил свой цикл, став запечатанной колодой стеклянных листов. Графика слиплась в скульптуру.
«И кypочкy гpиля, халвy ненавижy, но сейчас бы колбаски и песню ансамбля с названием Queen, бля».
Сначала мы с Гариком пили в мастерской-карусели, потом в троллейбусе, потом в почтовом поезде, медленном по сравнению с троллейбусом, потом на неподвижной кухне наших питерских друзей. Приходил кот, мы делились с ним закуской оливками и шоколадом. Кот мечтал слопать прибавлявшиеся бычки.
К полудню всё остановилось. Приоткрытая хозяевами стеклянная дверь отразила две наших тощих бороды, выпростанных из под слишком белых для последних суток узоров розового одеяла.
Лежа таким образом в одной койке, мы смотримся двумя чрезвычайно цивилизованными существами, пока я думал эту мысль, Гарик сказал: «Как два педика на мелководье».
Я вдруг вспомнил: вчера в троллейбусе была она. Со своим теперешним, и его фамилия тоже Хлебников. Мы кивнули с задней площадки, он вскакивал пожать нам руки.
Время Императрицы кончилось, она не смогла уйти в отбой и начала новую партию.
Да, кстати, она научила меня улыбаться.
трагический герой
Это Макс звонил Да, все нормально. Так странно, я ему почему-то не смогла сказать, что ты здесь. Неудобно было. Как будто мы с тобой любовники.
Стекольщика вызывали?
Нет!
Когда лез к нам, разбил стекло Не важно Нет, вроде трезвый. Все целы, он испугался, я орала. Я не знала, что так смогу Соседка вызвала, ей лишь бы повод. Приехали, а она им про ванну и про «мальчик шумит». Запутала их, но даже лучше. Ложный вызов решили. Пришлось бумагу ездить писать. Ладно Не могу сейчас уйти в окне ни стекла, ни задвижки. Мы же на первом. Максим на выездных, Сема в школе Так ты это сможешь?
Ты счастливчик. У тебя карманная жена и сын.
Не знаю, может быть «прикидываться». Иногда друг другу говорят: «Пойду, прикинусь». А так «работать» Что за странный интерес? Хочешь знать закулисные тайны? Ничего особенного. Только теперь мне там появляться не стоит Макс всех настроил против меня, он это умеет. Я же чувствую, как они смотрят, особенно Володин. Они же с ним на подмене в «Принце». Я тебе рассказывала, как он накушался у меня на дне рождения? Мы сидим, он вышел одеваться, потом заглянул: «Пока!». А у самого куртка надета задом наперед и все пуговицы застегнуты доверху. На спине ведь дотянулся, всё сам смог. Представляешь, какой профессионализм?! Но может и сыграть. Ему жена как-то открывает, он нормальный, она спросила что-то, чего он слышать не хотел, и пожалуйста в момент закосел, по стеночке сполз, и спит, нет его! Спросить не с кого. Актер Актерыч такой Мы раньше со всеми дружили, они Максу даже немного завидовали.