Вот уже и деревня осталась далеко позади, а автобусы всё ехали и ехали мимо бескрайних распаханных полей Нечерноземья, на которых кое-где были видны тракторы. Вдруг слева от дороги блеснула речка.
О купании даже не мечтайте! сразу обрубил Гофман. Поход на реку, в деревенский магазин или на танцы, а также любая связь с местными жителями строжайше запрещены.
Молодёжь непонимающе притихла, а водитель вмешался, не дожидаясь лишних расспросов.
Иначе побьют вас тут местные удальцы. Им, как водки напьются, всё равно кого лупить: своих ли, чужих. Чужих даже и лучше, шофёр говорил безразличным голосом, словно вёл речь о капусте, которая не уродилась. Гофман подтвердил его слова кивком. Да и Горобова знала, что любые нарушения режима всегда заканчивались ЧП: драками буйных, алкогольными отравлениями бесшабашных, разбитыми коленями бесстрашных, а также тонущими романтиками, решившими сплавать на середину реки за кувшинками. И такие балбесы были на каждом курсе. Предупредить или удержать от происшествия их можно было либо обещанием отчислить из института, либо такими вот запугиваниями. Поэтому, ощущая взгляды студентов затылком, Наталья Сергеевна молчала.
Свернув от речки и проехав с километр по дороге, совершенно размытой и разбитой тяжёлой полевой техникой, головные автобусы остановились на заасфальтированной площадке перед небольшим домом баней, как тут же объяснил шофёр. Здание с двумя входными дверями, высокой трубой и парой маленьких окошек под крышей стояло на пригорке. Внизу расположился «лагерь» два прямоугольных жилища, повёрнутые друг к другу террасами. К ним спускалась асфальтированная дорожка. Дома были длинные, одноэтажные, в одну кирпичную кладку и белёные. Многочисленные окна без ставней и подоконников влипли в безупречно гладкие стены. Крытые навесами, террасы тянулись по всей длине строений и ограничивались сплошными деревянными барьерами. Не резными и даже не со столбиками, а именно сплошными и непроглядными. Вход в каждый дом был только один: через крыльцо по центру.
Справа от бани, внизу, располагалась большая столовая с окнами с двух сторон. Глухие стены её обращались одна к полям, другая к ближнему жилому строению. Спуск от стоянки к столовой тоже был заасфальтирован, но не фасадным квадратом, а узкоколейкой, напоминающей обычный городской тротуар. Также укатанным в асфальт был широкий прямоугольник между домами. Возвышение на нём считалось трибуной для начальства при лагерных построениях. Шофёр первым вышел из автобуса и подал руку Горобовой. Вслед за Натальей Сергеевной вышли Гофман, Лысков и Михайлов. Остальные пока осматривались изнутри и слушали объяснения шофёра через открытую дверь.
Вся местность проглядывалась на многие мили вперёд. То, что земля за домами картофельные поля, было понятно по взрыхлённой почве и следам тракторных гусениц. На линии горизонта поля разделялись редкими и удалёнными друг от друга лесополосами из кустарников и молодых деревьев. Пейзаж был настолько унылым, что, выходя из автобуса, студенты подавленно молчали.